Игорь Молотов - Черная дюжина. Общество смелых

— Ну и как?

— А никак! Я не каннибал, человечиной не питаюсь. Это некоторые ваши коллеги тряслись так, что подбородки веревочкой приходилось привязывать. Шли сюда, словно на заклание. Иные напарников с радиотелефоном под домом оставляли. Я им говорил: «Микрофончик-то выключи, фонит».

У меня единственный принцип: журналист — совесть нации, поэтому должен писать чистую правду.

— Вы действительно такого высокого мнения о предназначении нашего брата?

— Я описываю идеальную ситуацию, говорю о сути. Не моя вина, что этот идеал извращается. Если бы журналисты честно выполняли свой долг и служили Отечеству, а не тем, кто им платит, то, наверное, в мире было бы меньше бед. Люди вашей профессии иногда могут сделать больше вреда, чем танки.

Приезжала, например, из Израиля одна такая Дора и давай орать, что всех евреев надо отправить в кибуцы. На это я сказал: вы антисемитка. У нас даже фонограмма того разговора осталась.

— Вы все разговоры записываете?

— Нет, но это не важно.

— Ладно, давайте тогда другое проясним: если бы я назвался евреем и попросил аудиенцию…

— Почему сразу евреем? Дались они вам! Я же о евреях ничего плохого пока вам не говорил.

— Но вы первым завели речь об Израиле и антисемитизм упомянули.

— К слову, уточню: я антисемитом себя не считаю. Я люблю арабов, у меня масса друзей среди них, вон видите, они прислали мне свой платок. Арабы — основная семитская группа, как же я могу быть антисемитом?

— Значит, антисионист?

— Да, антисионист я крутой. Причем с детства, с младых ногтей. Сионизм — это идеология, а не национальный признак. Носителями этой идеологии являются не одни евреи. Но все вместе они выполняют миссию сионистских центров по разрушению цивилизации. Когда говорят, что сионизм — это патриотизм еврейского народа, не верьте. Чушь для безграмотных и серых. Я достаточно серьезно изучал сионизм и могу сказать, что это самая человеконенавистническая идеология в мире. Следствием сионизма явился — да, да, может, это и абсурдно звучит — Третий рейх. Поскольку в христианском народе теории богоизбраннической концепции расового превосходства родиться не могло.

— Вы обмолвились, что ненависть к сионизму у вас с рождения. С чего бы это вдруг?

— С чего? Когда, например, слышишь историю своего государства и видишь его трагедию, как не проникнуться ненавистью к тому, что служит причиной всех бед? Я-то знаю, откуда у нас появился этот коммунистический монстр.

— Погодите-погодите, вы меня окончательно запутали: мы о сионизме или о коммунизме?

— Коммунизм — это сектантство иудаизма.

— Дмитрий Дмитриевич, вы шпарите готовыми формулами, а я прошу поконкретней: чем маленькому Диме Васильеву не угодили евреи?

— Я хочу почитать сказку, а мне не дают.

— Почему?

— Потому что ее нет. Зато меня заставляют петь «Ленин всегда живой, Ленин всегда с тобой» или «Мы за партией идем, славя Родину делами».

Не забывайте, носителями коммунистической идеологии были евреи. Это не я придумал. Только не надо делать из меня самого большого еврейского врага. Карл Маркс, кажется, в первом томе собрания сочинений написал: евреи — это лобковые вши, которые распространяются на теле больного общества. А Ленин, будучи полукровкой, в своих трудах вообще не считал евреев ни народом, ни нацией. Почему классиков не судили? Нет, созданную ими идеологию внедряли в сознание масс. Так было выгодно.

Сегодня все воют, ноют, сопли распускают о репрессированных при Сталине. А кто руководил архипелагом ГУЛАГом, строительством Беломорканала? Кто был идеологом разрушения наших национальных святынь? Емельян Ярославский, он же Губельман. Или, скажем, сын раввина Руфимов, он же Дзержинский, который убивал моих предков. Или Лейба Бронштейн — Троцкий, посеявший теорию военного коммунизма и изобретший концлагеря, где погибла моя родня. Понимаете, их на штыки комиссары поднимали!

— Кого — их?

— Например, моего деда, казацкого атамана, большевики только за то, что он был предан царю, штыками, штыками! А почему дед должен был служить дьяволу или поганой концепции заезжих политгастролеров, желающих подмять под себя весь мир?

Обломится! Какой-то период можно продержаться на крови и насилии, но потом дубина начнет отмерять путь обратно. Русский мужик так устроен: он долго терпит, а потом берет дубину и начинает мерить глубину. Это будет. И очень скоро.

— Дмитрий Дмитриевич, давайте все же попробуем говорить не о человечестве, а о вашей семье. Кроме деда, еще были пострадавшие от советской власти?

— Вся родня по отцовской линии. Фамилию называть не буду.

— Почему?

— Не хочу. Пока.

— Но это славянская фамилия?

— Из того, что я скрываю фамилию отца, вовсе не следует, что я еврей. Конечно, славянская фамилия. Я не еврей.

— Тогда что вас останавливает?

— У меня достаточно серьезное отношение к истории рода, к основам государства. Я не хочу давать дополнительную пищу своим врагам. Меня мать не для того берегла, чтобы я погиб.

— Неужели вы полагаете, что фамилию вашего отца установить так сложно?

— Попробуйте проведите журналистское расследование.

— Спасибо, я оставлю это вашим биографам.

— Фамилия — не самое главное, важнее дух, которым я живу. Это дух моих предков. По материнской линии у меня казаки из станицы Романовской.

— Васильев — псевдоним?

— Фамилия отчима, офицера, в первые годы войны погибшего на фронте.

— Вы состояли когда-нибудь в советских общественных организациях?

— Пионерия, комсомол? Да, повязали мне у памятника вождю хомут на шею, но почти всегда эту удавку я носил в кармане, за что получал двойки и нелюбовь учителей. В комсомол меня записали в армии. Я служил в Венгрии, на передовых рубежах Отечества, как же можно не быть комсомольцем? Моего согласия не спрашивали. Забирали, негодяи, по две копейки из солдатской зарплаты.

— Хорошо, а в «Память» вы как пришли?

— Я всегда был в памяти, дело в том, что никогда не являлся кандидатом в дурдом, поэтому память всегда была со мной.

— Вы же понимаете, о чем я, — о вашем Национально-патриотическом фронте.

— Мне в жизни повезло. Меня воспитывали Курбатовы, очень известный дворянский род. Они, очевидно, знали историю моего происхождения, дали мне прекрасное образование, поэтому я получил больше, чем человек, окончивший, скажем, три советских вуза. Меня учили чести, вере, любви к Родине, а не преданности компартии. Конечно, какое-то время, как любой советский человек, я был шалопаем, а потом увидел, что творится вокруг. Мой приход в «Память» был закономерен. Это случилось в конце 70-х. К несчастью для себя, обнаружил, что во фронт внедрено много стукачей, провокаторов. Более того, увидел, что этот организм специально создан для дискредитации патриотического движения. Пришлось потратить очень много сил для возрождения и очищения «Памяти».