Игорь Молотов - Черная дюжина. Общество смелых

В первые дни возле БД царила атмосфера благодушного пикника образца августа 91-го: расставляли свои палатки разные обкомы и партии, гуляли юные мамы с колясками из соседних дворов, кучками митинговали коммунисты, общепатриоты из числа защитников Белого дома, бойко шла запись добровольцев в красно-коричневый полк А. Макашова, прохаживались патрули из Абхазии и Приднестровья, приехавшие в своей форме и со своим оружием, надували щеки расписные московские казаки. За всем этим балаганом издали наблюдали единичные милиционеры. Декоративные баррикадки постоянно сдвигались в сторону для проезда машин. По ночам Белый дом сиял горящими окнами, на площади горели костры, у которых грелись обитатели палаток, через баррикады в обе стороны ходили все, кому не лень, — был оставлен проход для желающих.

«Любая блокада — понятие относительное, всегда находятся лазейки для связи. Нашли свою и мы — в конце забора у приемной находилась узкая калитка, издали незаметная. Замок с нее мы давно сорвали, спираль Бруно тянулась сверху забора, а обычную «колючку» наши умельцы перемотали так, что калитка открывалась. Выход с площади был свободный — после проверки документов, обыска и короткого допроса у милицейской цепи наш посыльный спешил в штаб и возвращался ночью, пробираясь через парк к нашей калитке. Днем вдоль забора прохаживались зевающие от скуки милиционеры, с одним из которых, пожилым усатым сержантом у меня сложились дружеские отношения. Однажды утром он, заступив на пост у ограды, обратился ко мне с просьбой:

— Командир! Отгони бабок от забора, чтобы они в нас грязью не бросали. А я могу вам сигареты из магазина принести.

Контакт был установлен — я отсылал бабок-патриоток кидать комья грязи в других ментов, отдавал деньги, и сержант приносил несколько блоков дешевых сигарет, заодно рассказывая милицейские новости. С сигаретами, как и с едой, у нас был напряг — из Белого дома иногда передавали хлеб и вареную колбасу, чай и сахар мы запасли еще до блокады, и наш суточный рацион состоял из нескольких бутербродов и чая. Иногда мне удавалось раздобыть в штабе Ачалова талоны на обед, и я проводил по своему пропуску ребят в столовую ВС. Слуги народа и в этом строго оберегали свою избранность, отмена которой была немыслима, как предложение от «Плейбоя» В. Новодворской… Как-то утром я поднимался по лестнице к Баркашову и у окон, выходящих на площадь, увидел двух депутатов с чашечками кофе и с сигаретами. О, забытые запахи мирной жизни — свежесваренный кофе, хороший одеколон, дымок приличных сигарет! В воздухе поплыли миражи — шофруа из бекасов с трюфелями, маседуан в дыне… Джентльмены с депутатскими значками смотрели вниз, где на площади возле раскисших от дождя палаток и дымящих костров копошились промокшие люди, пытаясь вскипятить воду в прокопченных ведрах.

Я поздоровался со знакомыми казаками, смолившими в углу «Приму», и уже шел дальше, как вдруг услышал разговор депутатов:

— Наверное, холодно им там?

— Но, позвольте, они же должны понимать, кого они там защищают!

Взвыв что-то про их матерей, женщин явно падших, я кинулся на них, срывая с плеча автомат. Четыре испуганных ануса, служащих глазами, непонимающе уставились, слуги народные попятились, казаки вскочили, скрутили меня и запихали в коридор. Баркашов, выслушав меня, трясущегося от злобы, только сплюнул:

— Все они — суки продажные! Пачками к Ельцину бегут!

Мы видели воровато уходящих через оцепление депутатов, никто их не задерживал, они уходили, спокойно объясняя что-то милиции. И только желтый БТР с новой силой призывал гулящую теребень, татей и бражников, бляжьих жонок и прочий ослушный народец вернуться под власть пьяненького царька…»

Вечером 28 сентября внутренние распри среди руководства ВС, кажется, дошли до крайнего предела. Службой охраны Руцкого была предпринята попытка ареста неудобного Ачалова, требовавшего решительных действий. Прибывший посыльный вызвал Ачалова на совещание к Руцкому, но повел генерала другой дорогой, объясняя что-то нелепое про снайперов. Увидев в конце коридора вооруженных людей, командир группы сопровождения Вячеслав Сдобников заподозрил неладное, приказал ребятам прикрыть и увести Ачалова и, передернув затвор, пригрозил, что будет стрелять, если кто-то дернется.

Ачалов вызвал Баркашова в кабинет, тот вскоре приказал поднять отдыхающую смену и снять бойцов РНЕ с постов. По дороге Баркашов на ходу объяснял, чтобы соратники валили всех, кто попытается остановить. В. Ачалов расположился в спально-командном кресле, не отказался от чая в битой железной кружке, затем приказал выстроить во дворе наш отряд, поставив в крайние шеренги людей с оружием, вызвать и построить казаков и ополченцев. РНЕ построились на полутемной площади и стояли под моросящим дождем. Вскоре из Белого дома пришел Макашов с какими-то людьми. Посовещавшись с ними в сторонке, Ачалов засмеялся, потом подошел к строю и объявил, что ночью возможен штурм здания и он провел смотр сил, приказал усилить посты по периметру и в сопровождении нашей охраны вернулся в БД. После этого случая охрану из наших ребят потребовали у Баркашова остальные министры-силовики.

Вячеслав Сдобников, засветившийся в этой неприглядной истории, становился опасным свидетелем и был переправлен на Соколовскую, несмотря на его ругань и протесты.

«В эту же ночь, ближе к утру, я шел по парадной лестнице со стороны набережной к одному из постов. Шел не просто так — я тащил бойцам большую тарелку с жареной рыбой, которую казаки, сочтя пищей грубой и вредной здоровью, ночью изъяли из депутатского рациона и поделились с нами. Я уже почти спустился до середины лестницы, когда увидел вышедшего из черной «Волги» человека, поднимающегося ко мне. Увидел — и чуть не покатился по ступенькам вместе с рыбой: это был мой знакомый вор-за конник Б. Е., человек весьма авторитетный в славянском крыле криминального мира. Мы поздоровались, и я спросил, как он проехал сюда. Б. Е. усмехнулся:

— Да просто: мент-генерал сидит за водилу. Хотел посмотреть, что тут у вас, а на лестнице тебя увидел. Слушай, Сергей, времени сейчас нет на разговоры, но через несколько дней вас тут раздавят. Ерин стянул ментов с половины России, Грачев войска обработал. В Кремле сидят «Альфа» и «Вымпел», их Барсуков «Кремлевской» угощает. Они водочку кушают, а на штурм не соглашаются. Но и без них у Коржакова сил хватит. Отдавай ребятам рыбу и автомат и поехали. Помогу укрыться.

Я поблагодарил его и отказался. Б. Е. усмехнулся:

— Ну, смотри сам. У нас два раза не предлагают — не принято. Жив будешь — приезжай, помогу…

3 октября Б. Е. приезжал в Останкино, попал под автоматные очереди, но остался невредим. После событий помогал не только мне — на его даче отлеживались раненые казаки»…