Роберт Бартлетт - Становление Европы: Экспансия, колонизация, изменения в сфере культуры. 950 — 1350 гг.

Латинский термин «номен», то есть имя, можно еще перевести как «семья» или «племя», и в каком-то смысле понятие «христианин» также приобрело квазиэтническое значение. Верно, что христианами не рождаются, а становятся — путем крещения, но для огромного большинства рожденных в христианской Европе в Высокое Средневековье крещение было актом, само собой разумеющимся. Они вполне могли считать себя не добровольными членами определенного сообщества единоверцев, а членами христианской «нации» или «народа». Как сказал Монтень, «Мы христиане в силу тех же причин, по каким мы являемся перигорцами или немцами» {866} 866 M. Монтень, Опыты 2.12, M., Наука, 1979. . Этническое наполнение понятия «христианин» в эпоху Высокого Средневековья прослеживается во всем, и, по-видимому, этот оттенок его значения неуклонно возрастал. Термин «христианский народ» (populus christinus), вполне расхожий, означает не более чем «общину христиан». Однако когда на рубеже VIII–IX веков саксонцы были насильно обращены в христианскую веру франкским оружием, принятие новой религии сделало их «по сути одной расой (quasi una gens) с самими франками» {867} 867 Widukind of Corvey, Res gestae Saxonicae 1.15, ed. Albert Bauer and Reinhold Rau, Quellen zur Geschichte der sachsischen Kaiserzeit (AQ 8, rev. ed., Darmstadt, 1977), pp. 16–182, at p. 44; cf. Einhard, Vita Karoli Magni 7, ed. Reinhold Rau, Quellen zur karolingischen Reichsgeschichte 1 (AQ 5, Darmstadt, 1955), pp. 163–211, at p. 176. . Экспансия нового тысячелетия привела христиан туда, «где прежде христиане никогда не бывали» {868} 868 Livlandische Reimchronik, line 3349, ed. Leo Meyer (Paderborn, 1876), p. 77. , и эти новые сопоставления лишь усилили осознание того, что христиане — это народ, племя или раса. Они столкнулись с населением с совершенно другими традициями, речью, законами и во многих случаях поставили себя в положение привилегированного меньшинства. Разница вероучения оказалась неразрывно связана с различием в этнической принадлежности.

Один источник описывает, как в 1098 году, во время первого крестового похода, после взятия крестоносцами Антиохии, Иисус явился армейскому священнику и вопросил: «Человек, что это за раса (quaenam est hec gens) вошла в город?» — и получил ответ: «Христиане» {869} 869 Raymond of Aguilers, Liber (Historia Francorum gui ceperunt Iherusalem) 10, ed. John H. Hill and Laurita L Hill (Paris, 1969), pp. 72–3. . Григорий VII также использовал понятие «христианская раса» (Christiana gens). Выражение «святой народ христианский» (gens sancta, videlicet Christianorum) {870} 870 Gregory VII, Epistolae Vagantes, ed. Cowdrey, no. 65, p. 146; Arnold of Lflbeck, Chronica Slavorum 5.25–9, ed. Johann Martin Lappenberg (SRG, Hanover, 1868), p. 196. встречается у немецкого летописца Арнольда Любекского. Французские героические песни и стихотворные хроники повествуют о «христианском народе» (la gent cristiane) {871} 871 Ambroise, L'estoire de la guerre sainte, line 42, ed. Gaston Paris (Paris, 1897), col. 2; Chanson de Roland, line 3392, ed. F. Whitehead (Oxford, 1942). p. 99. и в одном таком эпосе крестоносцев, «Песни об Антиохии» (La chanson d'Antioche), Иисус изображается висящим на кресте, разъясняющим добросердечному вору на соседнем распятии, что «из-за моря придет новый народ (novele gent) и отмстит за смерть Отца своего» {872} 872 Chanson d'Antioche laisse 9, lines 206–7, ed. Suzanne Duparc-Quioc (Paris, 1976), p. 27. . Особенно отчетливо наполнение понятия христианин этническим содержанием прослеживается у французского прелата Бодри Бургейльского, труды которого относятся к началу XII века. В предисловии к своей истории первого крестового похода он объясняет, что стремится быть справедливым и к христианам, и к язычникам, хотя «сам я христианин и произошел от предков-христиан, так что ныне, можно сказать, владею святостью Господней по наследству и для себя избрал наследственную профессию христианскую» {873} 873 Baudri de Bourgueil, Historia Jerosolimitana, prologue, RHC, Occ. 4, pp. 1–111, at p. 10. . Далее он пишет, что умаление военного искусства язычников не есть метод прославления христиан, ибо это будет означать, что «наша раса» (genus nostrum) сражалась с «невоинственным народом» (gens imbellis).

Эти примеры показывают, как христиане, сталкиваясь в ходе средневековой экспансии с чуждыми народами, все больше придавали своему групповому самосознанию этнический смысл. Некоторые из тех, кому они противостояли, проводили такое же тождество. «Имя христианина, — писал францисканский миссионер Вильгельм Рубрукский, — кажется им [монголам] обозначением конкретной расы» {874} 874 William of Rubruck, Itinerarium 16.5, ed. Anastasius van den Wyngaert, Sinica Franciscana 1: Itinera et relationes fratrum minorum saeculi XIII et XIV (Quaracchi, 1929), pp. 164–332, at p. 205. . Параллельно с этой тенденцией к «этнизации» наблюдалась другая, делающая упор не на происхождении, а на территориальных корнях. Христиане были народом или расой; они имели свои земли или области расселения, которые можно было описать географически. Наиболее часто употреблявшимся термином для обозначения зоны христианского влияния является выражение «христианский мир». Здесь примечательны два момента: первый — что в конце XI века употребление этого термина резко участилось, а второй — что он все больше наполнялся вполне конкретным территориальным звучанием.

Понятие христианства прошло длительную историю {875} 875 Jean Kupp, L'idee de Chretiente dans la pensee pontificale des origines a Innocent III (Paris, 1939); Paul Rousset, 'La notion de Chretiente aux Xle et XIIe siècles'. Le Moyen Age, 4th ser., 18 (1963), pp.191–203. . Обычное его значение в период Раннего Средневековья было «люди христианской веры», но постепенно его толкование все больше привязывалось к определенной территории. Когда Григорий VII писал немецким епископам об опасностях, которые могут грозить «не только Вашему народу и королевству немцев, но и всему миру в христианских границах (fines Christianitatis)» {876} 876 Registrum 5.7, ed. Caspar, p. 358. , то ясно, что «христианство» (или «христианский мир») в его представлении носит отчетливо географический оттенок. Аналогичным образом щедрость Людовика VII к духовенству влекла клириков в Париж «со всех концов христианского мира». Волна всеобщего воодушевления идеей третьего крестового похода прокатилась «по Нормандии, Франции и всему христианству». Лионский Собор 1245 года собрал прелатов «практически со всех концов христианства» {877} 877 Walter Map, De nugis curialium 5.5, ed. and tr. M.R. James, rev. C.N.L. Brooke and RAB. Mynors (Oxford, 1983), p. 226; Ambroise, L'estoire de la guerre sainte, lines 18–19, ed. Paris, col. 1; Matthew Paris, Chronica majora, ed. Henry Richards Luard (4 vols., RS, 1872–7), 4, p. 430. . Эти и подобные им примеры показывают, что христианство рассматривалось как особая часть мира, регион, определяемый по его религиозной принадлежности. Это были «все королевства, где почитается имя христианин».

В наибольшей степени этот термин наполнялся территориальным смыслом, когда применялся для обозначения области, границы которой расширялись за счет чужих земель. Конечно, значительный рост римско-католического мира, происходивший в Высокое Средневековье, можно было определять различным образом, например, как «рост числа и славы христианского народа» {878} 878 Honorius III, 19 April 1220, Personam tuam sincera, Po. 6230; Liv-, esth- und curlandisches UB, ed. F.G. von Bunge et al. (1st ser., 12 vols., Reval and Riga, 1853–1910), 1, no. 52, col. 55. , однако преобладающими были образы физического расширения границ и увеличения размеров (dilatio). На каждом фронте (лексика великой стратегии представляется тут как никогда уместной) с пера авторов писем, хартий и хроник с одинаковой легкостью срывались те же самые существительные и глаголы. На Сицилии граф Роджер «значительно расширил (dilatavit) границы Церкви Господней в сарацинских землях». На христиано-мусульманской границе в центре Пиренейского полуострова набожный кастильский аристократ трудился на ниве «расширения (dilatio) рубежей христианской веры». В Пруссии Тевтонские рыцари выступили с кампанией «расширения (ad dilatandum) границ христианского мира». Естественно, в полном смысле фокусом этой терминологии служили крестовые походы. Великие крестоносные идеологи говорили о крестоносцах, которые истово сражались «за распространение (dilatare) имени христианина в тех областях», а папские легаты перед битвой молились о том, чтобы Господь сумел «расширить (dilataret) царство Христово и церкви Его от моря и до моря» {879} 879 Malaterra, De rebus gestis Rogerii 4.29, ed. Pontieri, p. 108 (Urban II, 1098); Julio Gonzalez, El reino de Costilla en la epoca de Alfonso VIII (3 vols., Madrid, 1960) 1, p. 108 (1222); Peter of Dusburg, Chronica terre Prussie 3. 175, ed. Klaus Scholz and Dieter Wojtecki (AQ 25, Darmstadt, 1984), p. 294; Eugenius III, 1 December 1145, Quantum predecessores, J.-L. 8796; Epistolae et privilegia, ep. 48, PL 180, cols. 1013–1606, at col. 1064; Hagenmeyer (ed.), Epistulae, no. 18, pp. 171–2. .