Брюно Дюмезиль - Королева Брунгильда

Вторая статья обвинения, предъявленного Брунгильде, относится к качеству ее правления. Сумела ли женщина достойно руководить франкским королевством? Неудивительно, что самые суровые обвинения появлялись при Старом порядке, в периоды регентства. Подобные критические замечания возродились во времена Марии-Антуанетты, когда упоминание о королеве-варварке позволяло проводить скрытые аналогии {14} 14 См. A. Graceffa. Art. cit. . Но и создатели Третьей республики тоже не выражали чрезмерной любви к женщине, которая в их время даже не имела бы права голоса. «Всеобщая история» Лависса описывает ее как «чародейку, которая пришла с Юга и должна была вызывать страстную преданность и страстную ненависть» {15} 15 Berthelot A. Le monde barbare // Histoire générale du IVh siècle a nos jours. 1, Les Origines. 395–1095. Ouvrage publ. sous la dir. de Ernest Lavisse et Alfred Rambaud. Paris: Armand Colin, 1893. P. 134. . В школьных учебниках ее жизнь сводилась к яростной потасовке с мегерой по имени Фредегонда. Ведь женщина определенно не могла бы управлять государством. Годфруа Курт, стараясь реабилитировать королеву, был вынужден утверждать, что она царствовала как мужчина.

Третье направление, по которому двинулись позже, связано с поведением Брунгильды именно как женщины {16} 16 См. прежде всего: Nelson, Janet L. Queen as Jezebels: Brunhild and Balthild in Merovingian history // Nelson, Janet L. Politics and ritual in early medieval Europe. London; Ronceverte, W. Va.: Hambledon Press, 1986. P. 1–86. — Nelson, Janet L. Medieval Queenship // Women in medieval western European culture. Ed. by Linda E. Mitchell. New York; London: Garland, 1999. P. 179–208. . Недавние исследования о семье в раннем средневековье {17} 17 Le Jan, Régine. Famille et pouvoir dans le monde franc: VII e -X e siècle: essai d'anthropologie sociale. Paris: Publications de la Sorbonne, 1995. заставляют задуматься о специфически женских стратегиях в использовании насилия. А именно: супруги и вдовы как хранительницы памяти о родне как будто проявляли больше восприимчивости к некоторым коллективным эмоциям, особенно к чувствам стыда и гнева {18} 18 Angers past: the social uses of an emotion in the Middle Ages. Edited by Barbara H. Rosenwein. Ithaca; London: Cornell University Press, 1998. P. 246. . В рамках варварского общества такой habitus якобы побуждал их предпринимать энергичные действия, направленные на то, чтобы вернуть себе честь. Так, некоторые описывают период с 568 по 613 г. как продолжение нескончаемого цикла родовой мести, делая Брунгильду одной из самых рьяных ее вдохновительниц. Однако другие историки, а именно женщины, считают, что этот образ измыслили мужчины, писавшие историю с VI в. {19} 19 Pancer, Nira. Sans peur et sans vergogne: de l'honneur et des femmes aux premiers temps mérovingiens (VIe-VII e siècles). Paris: Albin Michel, 2001. Автор значительно скорректировала свою точку зрения в следующем тексте: Pancer, Nira. La vengeance féminine revisitée: le cas de Grégoire de Tours // La vengeance, 400–1200. Sous la direction de Dominique Barthélémy, François Bougard, Régine Le Jan. Roma: École française de Rome, 2006. P. 307–324. Королева франков могла бы оказаться жертвой женоненавистников всех времен…

Но обязательно ли подменять суд над Брунгильдой судом над ее клеветниками? Среди ее врагов безусловно были мужчины, но немало мужчин было и ее союзниками. И вообще нужен ли здесь суд? Шестьдесят пять лет жизни королевы образуют сложную загадку, и подобную личность не следовало бы сводить только к ее нравственной, культурной или сексуальной составляющей.

Впрочем, проблема по-настоящему заключается не в том, что память Брунгильды очернили, а в том, что ее стерли. Противники намеренно преуменьшают ее власть: Брунгильда якобы царствовала при помощи яда и интриги, одним словом, средств столь же женских, сколь и предосудительных. С помощью подобных низких методов можно манипулировать двором, но не сохранить королевство. Что касается ее сторонников, они смягчали образ, изображая Брунгильду только супругой, матерью или бабушкой королей. В самом деле, долгое время считали, что салический закон отказывал женщинам во всякой власти. Тогда казалось немыслимым, чтобы дама обладала публичной властью, не предав своей сексуальной идентичности или не преступив норм своего века. Так что лучше было придавать Брунгильде черты Бланки Кастильской — хорошей королевы, потому что хорошей матери.

Чтобы правильно оценить личность королевы франков, надо обратиться к современным ей источникам и понять их содержание. Все они утверждают, что особые обстоятельства, сложившиеся между 566 и 583 гг., позволили княгине по имени Брунгильда сосредоточить в своих руках козыри, давшие ей возможность претендовать на верховную власть. Потом тридцать лет эта женщина безраздельно, но не без затруднений царствовала над очень обширной территорией. Как талантливый тактик она не упускала из виду ни одной из сфер, на которые распространялась королевская власть, от юстиции до церковных дел и от дипломатии до фискальной системы. В начале VII в. социальная и политическая обстановка, прежде позволившая ей прийти к власти, изменилась. Брунгильде пришлось столкнуться с чередой серьезных кризисов, угрожавших хитроумному порядку, который ей удалось установить.

Среди многочисленных изделий из золота и серебра, которыми владела Брунгильда и которые, к сожалению, известны только по текстам, есть большое серебряное блюдо с изображением Энея в центре [2] Les Gestes des évêques d'Auxerre. Sous la direction de Michel Sot. Tome I. Paris: Les Belles Lettres, 2002. P. 100 (20 «Didier»); однако перевод этого куска текста вызывает некоторые проблемы, и дарителями блюда могли быть как королева Брунгильда, так и епископ Дезидерий Оксерский; см. Adhémar, Jean. Le trésor d'argenterie donné par Saint Didier aux églises d'Auxerre (VII e siècle) // Revue archéologique. Ser. 6, 4 (1934). P. 44–54. . Присутствие легендарного основателя Рима в сокровищнице варварской королевы не должно нас удивлять. «Энеиду» Вергилия, самое знаменитое произведение латинской античности, в конце VI в. по-прежнему читали и комментировали и ей по-прежнему подражали {20} 20 Courcelle, Pierre. Les lecteurs de l'Enéide devant les grandes invasions germaniques // Romanobarbarica. 1 (1976). P. 25–56. . Конечно, время от времени какой-нибудь сравнительно строгий папа чувствовал себя обязанным сделать внушение епископу, проводящему время за декламацией этих историй о языческих героях и богах, вместо того чтобы проповедовать учение Христа {21} 21 Gregorius I. S. Gregorii Magni Registrum epistularum. XI, 34 (p. 922): «Uno se ore cum louis laudibus Christi laudes non capiunt». . Но эти добродетельные упреки имели лишь слабый эффект. Даже если никто уже не исповедовал старую римскую религию, Вергилий оставался фундаментом ученой культуры, общей для всех элит, будь они светскими или церковными, римскими или германскими.

Однако «Энеида» включала любопытные места, самое знаменитое из которых — пророчество Юпитера о судьбе племени Энея: «Я же могуществу их не кладу ни предела, ни срока, / Дам им вечную власть» {22} 22 Вергилий. Энеида. I, ст. 278–279 (пер. С. Ошерова): «His ego metas rerum nee tempora pono; imperium sine fine dedi». . Этими словами верховное божество якобы даровало римлянам вечную власть над всем миром. Во всяком случае, в этом хотел убедить соотечественников, травмированных гражданскими войнами умирающей Республики, император Август, и именно это он просил Вергилия исподволь внушать в своем произведении — с известным успехом. Ведь в период между I и IV вв. нашей эры никто всерьез не усомнился в вечности Рима.