Николай Коняев - Шлиссельбургские псалмы. Семь веков русской крепости

Николай II с дочерьми в Тобольске

Первые молчаливо провожали глазами своих бывших повелителей. Тоболячки же громко оценивали наружность, костюмы, походки.

— Только наследник похож на императрицу, — говорили одни. — Из дочерей ни одна не похожа ни на него, ни на ее, — говорили другие. — Какие роскошные воротники-то у них на кофточках. Черно-бурые лисицы. А ожерелье-то у этой дочери, поди миллионы стоит, — болтали бабы. — А это комиссар идет… Говорят, долго где-то в тюрьме сидел еще при отце Николая II, — раздалось и по моему адресу.

Наконец мы в церкви. Николай и его семья заняли место справа, выстроившись в обычную шеренгу, свита ближе к середине. Все начали креститься, а Александра Федоровна встала на колени, ее примеру последовали дочери и сам Николай.

Началась служба. Подходит ко мне офицер и сообщает, что некоторые из тоболяков и тоболячек настойчиво просятся в церковь. Выхожу.

— Господин комиссар, почему нас солдаты не пропускают в церковь? — спрашивает почтенная тоболячка.

— Посмотреть бы нам только императора и царицу с детьми…

— Простите, гражданка, они сюда пришли не на смотрины, не ради вашего любопытства, — отвечаю настойчивой тоболячке.

— Мы к обедне пришли, хотим помолиться… — говорит какая-то молодая особа.

— Для вас в свое время будет обедня. — Мои слова мало убеждают тобольских граждан, пришлось заявить категоричнее, что в церковь во время пребывания в ней бывшей царской семьи никто из посторонних допущен быть не может и все просьбы совершенно напрасны. Напоминаю стрелкам, караулившим вход в храм, чтобы никого не пропускали. Публика ворчит, недовольна» [175] С царем в Тобольске… С. 35–37. .

Понятно, что охрана должна была присутствовать, чтобы действительно не допустить хулиганских поступков, но зачем же наглухо перекрывать ход в церковь пришедшим к обедне «любопытным тоболякам и тоболячкам»? Отчего бы им не помолиться вместе с царской семьей?

Но, с другой стороны, этого-то как раз и старался не допустить комиссар Панкратов.

Ненапрасно Николай II прозвал его «маленьким».

«Маленький» тут еще и тотемическое название некоей бесовской силы русской революции, сидевшей и в Василии Семеновиче…

«Работу в навигационное время наши гвардейцы находили на пристанях, где пароходчики охотно предоставляли им выгрузку и погрузку барж и пароходов. В свободное от караула время часть отряда работала на пристанях, — вспоминал Василий Семенович Панкратов. — В зимнее время на такую работу рассчитывать нельзя. Я решил устроить школу для неграмотных и малограмотных солдат и лекции, доклады для всех, полагая, что этим удастся занять отряд разумным и полезным делом».

По свидетельству полковника Кобылинского, Панкратов и Никольский учили в своей школе солдат грамоте, «преподавая им разные хорошие предметы, но после каждого урока понемногу они освещали солдатам политические вопросы. Это была проповедь эсеровской программы. Солдаты слушали и переваривали по-своему. Эта проповедь эсеровской программы делала солдат, благодаря их темноте, большевиками».

Впрочем, к обучению солдат мы вернемся чуть позже, а пока скажем, что Василий Семенович пытался участвовать и в обучении (вернее переобучении) царских детей.

Как известно, в Тобольске сам государь преподавал историю царевичу Алексею, государыня — богословие всем детям и немецкий язык Татьяне. Уроки математики и русского языка вела Клавдия Михайловна Битнер. Пьер Жильяр обучал французскому, а Сидней Гиббс английскому языкам.

Все дети много занимались музыкой. Иногда ставились домашние пьесы на английском и французском языках. В них принимали участие дети.

Василию Семеновичу это не нравилось.

В принципе он готов был взять на себя общее руководство воспитанием царевича и великих княжон, но государь почему-то, пригласив его рассказать о своих странствиях, этим и ограничил его участие в обучении детей…

— Какова подготовка детей? — обеспокоенно спросил тогда Панкратов у Клавдии Михайловны Битнер.

Николай II с царевичем Алексеем

— Очень многого надо желать! — понимая, что хочет от нее услышать товарищ Комиссар, ответила Клавдия Михайловна. — Я совершенно не ожидала того, что нашла. Такие взрослые дети и так мало знают русскую литературу, так мало развиты! Они мало читали Пушкина, Лермонтова еще меньше, а о Некрасове и не слыхали. О других я уже и не говорю. Алексей не проходил еще именованных чисел, у него смутное представление о русской географии. Что это значит? Как с ними занимались? Была полная возможность обставить детей лучшими профессорами, учителями — и этого не было сделано.

— Что же их больше всего интересует и интересует ли что; может быть, в них все убито дворцовой жизнью? — спросил Панкратов.

— Интересуются положительно всем. Они очень любят, когда им читаешь вслух. А вам, Василий Семенович, должна сказать комплимент: им очень нравятся ваши рассказы о ваших странствованиях…

— Вы прочитайте им вслух Некрасова «Русские женщины» и «Мороз, Красный нос», — предложил Панкратов.

На следующий день Клавдия Михайловна доложила, какое потрясающее впечатление произвели на всех детей поэмы Некрасова.

— Все слушали. Даже бывший царь и Александра Федоровна приходили. Дети в восторге. Странно… Как мало заботились об их развитии, образовании.

— Но что же вы скажете, Клавдия Михайловна, о ваших занятиях? Идут успешно?

— Алексей не без способностей, но привычку к усидчивой работе ему не привили. У него наблюдается какая-то порывистость, нервность в занятиях. Что же касается Марии и Анастасии, то метод, какой применялся в занятиях с ними, не в моем вкусе…

Панкратов кивал.

Слова учительницы подтверждали его наблюдение, что царская семья «задыхалась в однообразии дворцовой атмосферы, испытывала духовный голод, жажду встреч с другими людьми, но традиции, как гиря, тянули ее назад».

Удивительно, но эта очевидная заинтересованность Панкратова в перевоспитании царских детей каким-то образом перемешивалась с почти садистским попустительством притеснению их со стороны Александра Владимировича Никольского.

Что же делал «этот смелый и бескорыстный друг», как называл его сам Панкратов?

«Взрослый человек, — рассказывала Александра Александровна Теглева [176] Няня царских детей, находилась с царской семьей в Тобольске. , — Никольский имел глупость и терпение долго из окна своей комнаты наблюдать за Алексеем Николаевичем и, увидев, что он выглянул через забор, поднял целую историю».