Николай Коняев - Шлиссельбургские псалмы. Семь веков русской крепости

Воистину более страшного символа рабовладельческой империи не придумать…

Дальше, как всегда и бывает во время таких переворотов, все пошло бестолково и суматошно.

Вспомнили, что и граф Никита Иванович Панин, и князь Платон Александрович Зубов, и сам великий князь Александр, замышляя переворот, имели намерение не только угодить англичанам, но и ввести умеренную Конституцию.

Платон Александрович даже брал для прочтения английскую Конституцию Делольма, и на основе нее изготовил свой проект. Никитой Ивановичем Паниным тоже был изготовлен вариант английской Конституции, переделанной на русские нравы и обычаи. Имелся также проект Гавриила Романовича Державина, по которому в России следовало образовать нечто наподобие кортесов — органов сословного представительства на Пиренейском полуострове…

Насколько эти проекты были созвучны русской действительности, наглядно демонстрирует ошибка, сделанная Я. К. Гротом при публикации конституционной заметки Державина. Вместо «его кортесов» он напечатал «его картонов»…

«Который же из проектов был глупее, — справедливо замечает по этому поводу князь А. Б. Лобанов-Ростовский, — трудно описать: все три были равно бестолковы».

— Где же бумаги? — был задан вопрос князю Зубову, когда вспомнили о конституционных планах.

Тот начал рыться в карманах, но текста Конституции не нашел. То ли Платон Александрович обронил ее в суматохе, то ли позабыл дома, поскольку на убийство монарха отправился сильно навеселе.

— Полно ребячиться, Ваше Величество! — повторил граф Пален. — Идите царствовать. Покажитесь гвардии, пока нас не подняли на штыки.

Новый император взглянул на Платона Александровича, пьяно ощупывающего себя в поисках Конституции, потом вздохнул.

— При мне все будет, как при бабушке! — дрожащим голосом произнес он.

Это всех присутствующих устраивало больше, чем любая конституция.

Так и записали в манифесте о вступлении на престол императора Александра I…

«Судьбам Всевышнего угодно было прекратить жизнь Императора Павла Петровича, скончавшегося скоропостижно апоплексическим ударом в ночь с 11-го на 12-е марта. Мы, восприемля наследственно Императорский Всероссийский Престол, восприемлем купно и обязанность управлять Богом нам врученный народ по законам и по сердцу в Бозе почивающей Августейшей Бабки Нашей Государыни Императрицы Екатерины Великия, коея память Нам и всему отечеству вечно пребудет любезна, да по ея премудрым намерениям шествуя, достигнем вознести Россию на верх славы и доставить ненарушимое блаженство всем верным подданным Нашим».

Забегая вперед, скажем, что сами участники переворота вполне серьезно относились к установленной ими «конституции». Заговорщики открыто хвастали своей удалью, и в соответствии с закрепленным в «конституции» бабкиным обычаем награждать цареубийц, требовали, чтобы и император Александр достойно вознаградил их.

Александр I

«Русские защитники самовластия… — остроумно заметит по этому поводу А. С. Пушкин, — принимают славную шутку г-жи де-Сталь за основание нашей конституции: «En Russie le gouver — nement est un despotisme mitige par la strangulatijn»» [59] «Правление в России есть деспотизм, ограниченный удавкою». .

Лицо Павла, чтобы менее заметными стали следы удушения, было нарумянено и набелено. Прикрывая буроватую странгуляционную полосу вокруг шеи, повязали широкий галстук. На лоб, чтобы закрыть пролом на виске, надвинули шляпу…

Император лежал на парадной кровати в мундире, в галстуке и в шляпе, словно куда-то шел или уже стоял перед кем-то с докладом. Жутковато страшным было его лицо…

Старший сын его долго не мог успокоиться от пережитого.

Прибыв в Зимний дворец, он начал вдруг плакать о невосполнимой потере. Когда граф Ливен вошел в его кабинет, Александр I упал ему в объятия с рыданиями «Мой отец! Мой бедный отец!»

И слезы обильно потекли по его щекам.

«Этот порыв, — рассказывал сам граф Ливен супруге, — продолжался несколько минут.

Потом государь выпрямился и воскликнул: «Где же казаки?»

Вот так-то…

Горе горем, а обязательства перед англичанами отрабатывать надобно.

Ливен обстоятельно объяснил новому императору задачу, поставленную Павлом перед казаками, и получил приказ немедленно вернуть казаков назад.

Так была спасена Англия…

«Они промахнулись по мне 3-го нивоза [60] Дата неудачного покушения роялистов на Бонапарта в Париже при помощи «адской машины» на колесах. Нивоз — по календарю первой Французской Республики 4-й месяц в году, с 21 декабря по 19 января. , но попали в меня в Петербурге!» — воскликнул Бонапарт, получив печальное известие из России.

Задуманный поход в Индию не состоялся…

Заговорщикам-цареубийцам удалось пресечь его. Но пресекали они не только задуманную императорами Наполеоном и Павлом операцию. Спасая свое право быть рабовладельцами, они пресекали новую мировую историю человечества, в которую пытались прорубить ход Наполеон и Павел…

Ах, как торжествовал утром 12 марта 1801 года аристократический Петербург! Нельзя и сейчас без омерзения перечитывать страницы воспоминаний, посвященных описанию того торжества победителей.

«Лишь только рассвело, как улицы наполнились народом. Знакомые и незнакомые обнимались между собою и поздравляли друг друга с счастием — и общим, и частным для каждого порознь…», — пишет в своих записках Беннигсен.

Впрочем, как утверждает Фонвизин: «Этот восторг изъявляло, однако, одно дворянство, прочие сословия приняли эту весть довольно равнодушно».

И, конечно, никак не связался в общественном сознании тот факт, что как раз после убийства императора Павла в стенах и куполе возведенного в Шлиссельбургской крепости Иоанно-Предтеченского собора показались трещины и храм сделался опасным для богослужения…

Тогда, уже при Александре I, решено было перестроить крепостной собор, а пока возобновили домовую церковь во имя Успения Пресвятыя Богородицы, освятив ее — шел столетний юбилей взятия крепости Петром Великим 11 октября 1702 года — в честь празднуемого в этот день святого апостола Филиппа.

На западной стороне Филипповской церкви поместили тогда медную доску, которой, как щитом, прикрывалось новое царствование.

«Крепость Шлиссельбург основана в 1323 году при великом князе московском Юрие или Георгие Даниловиче III и названа Орешком. В 1347 году завоевана шведским королем Магнусом при российском Великом князе Симеоне Иоанновиче I. 1352 года оружием возвращена России через новгородцев и укреплена бастионами и башнями. Но при Государе царе Михаиле Федоровиче Романове с окружностью и островами, выше истока Невы лежащими, по договору уступлена шведам. 1702 года октября 11-го дня паки взята государем Императором Петром Великим и осталась в Российской державе под названием Шлиссельбурга. Храм сей, пришедший в ветхость, возобновлен в царствование милостивого, кроткого человеколюбивого отца народа Государя Императора Александра I старанием коменданта крепости шефа гарнизонного баталиона генерал-майора и кавалера Плуталова и посвящен св. Апостолу Филиппу в день празднования столетия 1802 года октября 11 числа в память взятия сей крепости» — было вырезано на медной доске.