Николай Коняев - Шлиссельбургские псалмы. Семь веков русской крепости

А мысль Н. М. Карамзина о том, что дворянам приятнее учиться в офицерском чине? Такое ощущение, что великий русский историк позаимствовал ее у персонажей фонвизинского «Недоросля»…

Отстаивая свое право владеть рабами, русские дворяне боролись за саму основу своего бытия. Отмена рабовладения обозначала начало гибели всего сословия поместного дворянства. Забегая вперед, скажем, что так и произошло, когда крепостное право все-таки пало…

Уже после войны 1812 года Александр I приказал нескольким сановникам разработать проекты возможного освобождения крестьян.

И вот тогда-то и пригодилось Александру «двойное» воспитание…

Он был глуховат, но монархический слух у него оказался отменным. Мечтая ввести конституционный строй как систему гарантий от каких-либо потрясений существующего порядка, Александр не собирался ограничиваться лишь гарантиями незыблемости рабовладельческой империи, где монарх неизбежно попадает в зависимость от аристократии.

Как справедливо отмечал А. Е. Пресняков, Александр перестает верить своим приближенным, «все больше стремится он иметь свои личные способы осведомления и воздействия на ход дел, противопоставляет официальным органам своей власти доверенных людей, которые должны наблюдать за ними, доставлять ему сведения по личному поручению, как бы — приватно, наблюдать друг за другом и действовать по личным его указаниям, вне установленного порядка. Мысль о едином министерстве, о назначении во главу всех ведомств людей одинакового направления, придерживающихся единой общей программы, ему глубоко антипатична. При первом же назначении высших должностных лиц в министерства он противопоставляет министрам из старшего поколения опытных дельцов, их товарищей из среды своего личного окружения; так действует и дальше, стремясь иметь своих личных агентов в разных ведомствах — негласных и полугласных, — как в делах внутренних, особенно в министерстве полиции, так и в делах иностранных, которые ведет — в важнейших вопросах — лично сам через особо командируемых с секретными инструкциями лиц помимо своих министерств, помимо своих послов при иностранных дворах».

Об этом говорили и сами «интимные» друзья императора.

«Император, — писал П. А. Строганов, — взошел на престол с наилучшими намерениями — «утверждать порядок на возможно наилучших основаниях»; но его связывают личная неопытность и вялая, ленивая натура. Казалось, что им легко будет управлять. У него большое недоверие к самому себе; надо его подкрепить, подсказывая ему, с чего следует начать, и, помогая ему, сразу обнять мыслью целое содержание каждого вопроса. Он особенно дорожит теми, кто умеет уловить, чего ищет его мысль, и найти ей подходящее изложение и воплощение, избавляя его от труда самому ее разрабатывать. Надо только при этом с тем считаться, что он весьма дорожит «чистотою принципов»; поэтому надо все сводить к таким «принципам», в правильности которых он не мог бы сомневаться».

Между одой Гаврилы Державина «На рождение в севере порфирородного отрока»:

и злой эпиграммой Александра Пушкина:

— целая эпоха, вся загадочная жизнь коронованного отцеубийцы…

Александр I и Александровская эпоха.

Что тут поставить на первое место по степени влияния друг на друга? Пожалуй, впервые, начиная с правления Петра I, затрудняешься ответить на этот вопрос однозначно. Петр I сам определял свое время. Бесцеремонно разрушая все обычаи и установления Святой Руси, он решительно приступил к строительству нового государства.

Сменившая петровское время эпоха дворцовых переворотов стала утверждением принципов построенной Петром I рабовладельческой империи, в которой рабовладельцы неизбежно подчиняли своему влиянию государя, и монархия в результате превращалась в «деспотизм, ограниченный удавкою».

Идеального состояния эта империя достигла при Екатерине II, ибо Екатерина II могла оставаться на троне, только исполняя требования крепостников-вольтерьянцев. Когда А. С. Пушкин говорил, что «развратная государыня развратила и свое государство», он, вероятно, это тоже имел в виду…

Интересы дворян, превратившихся в замкнутую касту рабовладельцев, начали определять не только внутреннюю, но и внешнюю политику.

Мы уже говорили, что заговорщиков подтолкнул к убийству императора Павла его разрыв с Англией, нанесший серьезный экономический ущерб русским помещикам. Иных причин у России для вражды с Наполеоном не было… И потребовалось поражение под Аустерлицем, прежде чем Александр решился развернуть эту губительную для русских национальных интересов политику и попытаться, подобно убитому им отцу, «съесть европейский пирог» вместе с Наполеоном.

Сближение это Александру I давалось трудно.

Практически весь «интимный» комитет активно противодействовал ему, не гнушаясь при этом прямым предательством. Известно, например, что идеолог комитета Фридрих Цезарь Лагарп, будучи послан к Наполеону с посланием Александра I, письмо так и не передал, «найдя, что Наполеон действует уже не в том направлении, какое видел он (Лагарп. — Н.К. ) в его делах ранее».

Письмо, которое многое могло переменить в русской и европейской истории, «благородный» республиканец возвратил через тридцать лет уже Николаю I.

Сохранились записи двенадцатилетнего Александра, сделанные под диктовку этого самого Лагарпа…

«В продолжение всего этого времени, — записывал тогда в своем дневнике наследник русского престола, — я не научился ничему не по недостатку в способностях, а потому что я беспечен, ленив и не забочусь быть лучшим»…

Диктовки эти — вполне в духе педагогики, поощряемой Екатериной II. Цель их, как и остальных педагогических новаций, заключалась не в исправлении недостатков характера, а в изображении такого исправления. Покорно и бездумно записывал двенадцатилетний Александр под масонскую диктовку Лагарпа унылые фразы, дескать, в шесть лет он не успел ничего и его «придется снова учить азбуке. Если проживу 60 лет, то, может быть, научусь тому, что другие знают в 10» .

Когда Александр писал свою диктовку, он и не подозревал, насколько пророческими окажутся эти роковые слова, насколько точно очертят они не только всю его жизнь, но даже и посмертную судьбу…

Он не мог знать тогда, что в двадцать три года ему придется встать во главе организованного на английские деньги заговора рабовладельцев, и это с его молчаливого согласия будет убит отец — император Павел…