В. Сиповский - Родная старина Книга 4 Отечественная история XVII столетия

Другой сановник — шурин Плещеева Петр Траханиотов, под ведением которого был пушкарский приказ, стрельцы, оружейники, полицейские чины, — обращался крайне жестоко с подчиненными, удерживал себе часть их жалованья.

Так поступали люди, занимавшие видные должности; мелкие чиновники, конечно, не отставали от своих начальников в злоупотреблениях. Все неправды и насилия тяжким гнетом ложились особенно на низших, на бедных, на народ.

Сверх того, разные неудачные меры, которые тогда пускались в дело для увеличения скудной казны, тоже возбуждали большое неудовольствие в народе. Торговля в это время стеснялась всевозможными пошлинами, а иноземцы-купцы, пользуясь всякими льготами, злоупотребляли ими, отбивали торговлю у русских торговцев, и те постоянно жаловались, что им невмочь соперничать с иностранцами.

«Немцы не только от нас, — жалуются они, — промыслы отбили, но и все Московское государство оголодили: покупают в Москве и других городах мясо и всякий харч и хлеб и вывозят в свою землю».

Пошлина на соль, которой правительство хотело заменить разные мелкие поборы, принесла больше вреда, чем пользы. Соль вздорожала, и рыбный промысел упал. Соленая рыба потреблялась русским народом в огромном количестве, гораздо большем, чем говядина; объясняется это соблюдением многих постов и любовью русских к рыбным кушаньям. Теперь же рыбные промышленники уменьшили свой промысел, стали недосаливать рыбу, и она портилась. Соленая рыба страшно поднялась в цене, и сбыт ее сильно уменьшился: потребители не в силах были покупать дорогостоящую рыбу; пришлось им испытывать лишения; торговцы терпели большие убытки. Недовольство было общее. Возбуждала также недовольство православного люда, крепко державшегося заветной старины и боявшегося всякого новшества, продажа табака, которая была собственностью правительства. Прежде, при Михаиле Федоровиче, резали носы за употребление этой «богомерзкой травы», а теперь само правительство торгует ею: в этом видели явную склонность боярина Морозова к иноземным обычаям.

Для того чтобы увеличить доходы правительства, прибегали к разным налогам. Вздумали, например, продавать от казны аршины с клеймом орла. Все торговцы обязаны были покупать эти аршины и платить в десять раз дороже, чем за обыкновенные. Если же какого-нибудь купца ловили с неклейменым аршином, то брали с него огромный штраф.

Подобные меры, стеснявшие население и порождавшие дороговизну, возбуждали недовольство в народе. Еще больше усиливалось оно от всевозможных притеснений, лихоимства и неправосудия должностных лиц.

Число недовольных все росло и росло. В Москве простой народ часто стал толпами собираться у церквей и толковать о том, как бы избавиться от бед и неправд. Не раз уже подавали царю жалобы и челобитные, но они попадали в руки бояр, окружавших царя, а те многое скрывали от него, и потому просьбы не исполнялись. Народ сильно озлобился.

В 1648 году, 25 мая, когда государь возвращался от Троицы и ехал верхом, окруженный своими боярами, народ силой протиснулся к нему и остановил его коня. Огромная толпа окружила государя — умоляли его выслушать просьбу, жаловались на Плещеева, на его притеснения и неотступно просили отрешить его и на его место назначить честного человека, «иначе, — кричали в толпе, — народ вконец погибнет!»

Молодой царь был испуган шумной толпой и ее горькими жалобами; он приветливо обратился к народу, просил успокоиться, обещал разведать, в чем дело, и исполнить все справедливые просьбы.

Народ успокоился и благодарил царя. Все это кончилось бы, вероятно, мирно, но несколько бояр — друзей Плещеева, сопровождавших царя, — не сдержались, начали бранить народ, били некоторых кнутом по головам, иных даже сшибли с ног. Народ рассвирепел — в обидчиков полетели каменья. Бояре обратились в бегство, кинулись в Кремль, во дворец. Разъяренная чернь бросилась за ними. Стрельцы, бывшие на страже у дворца, сдержали толпу; бежавшие бояре укрылись в царских покоях.

Расходившаяся чернь теперь уже не унималась: раздавались ярые крики, чтобы выдали Плещеева на расправу народную.

Боярин Морозов вышел на верхнее крыльцо и стал было от имени царя увещевать народ, но толпа зашумела, раздались угрозы:

«Мы и тебя хотим взять!»

Морозов поспешил удалиться.

Буйная толпа кинулась к его дому, выломала ворота и двери, расшибла, разломала и разграбила в доме все, что нашлось. Боярыне Морозовой никакой обиды не сделали, только пригрозили.

«Если бы ты не была сестрой царицы, — сказали ей, — мы изрубили бы тебя на мелкие части!»

Затем чернь бросилась на дома других нелюбимых сановников: одна толпа разнесла дом Плещеева, другая — дом Траханиотова; ограблены были дворы еще нескольких бояр. Досталось и думному дьяку Чистову. На него злобились за соляную пошлину. Он в это время лежал больной. Заслышав шум и узнав, что толпа ломится к нему во двор, он спрятался под кучу веников; но его слуга, захватив господские деньги, выдал его, а сам бежал. Чистова заколотили палками до смерти.

Во время этого погрома велено было Кремль запереть и отдан был приказ немецким офицерам в полном вооружении немедленно явиться с отрядами своими для защиты дворца.

К мятежникам, которые снова кинулись к Кремлю с криками, чтобы выдали им всех лиходеев, царь выслал своего двоюродного дядю Никиту Ивановича Романова, которого народ очень любил за доброту и справедливость. С непокрытой головой, держа в руках свою боярскую шапку, выехал Романов к бушующей черни и от имени царя обещал, что все злоупотребления сановников будут разведаны, а виновные наказаны, и уговаривал толпу успокоиться и разойтись.

Народ, выражая свою преданность царю, все-таки настойчиво требовал выдачи главных виновников общих бедствий: Морозова, Плещеева и Траханиотова, — настаивал, чтобы они на глазах всех были казнены. Романов клялся, что Морозова и Траханиотова в Кремле нет, что они бежали. Мятежники требовали, чтобы пока выдан был Плещеев. Боярин поскакал в Кремль, и скоро пришло известие оттуда, что Плещеева решено казнить пред народом.