В. Сиповский - Родная старина Книга 2 Отечественная история с XIV по XVI столетие

Умер Василий Димитриевич в 1425 году. В своем завещании он оставлял сына под опекой матери, благословлял его великим княжением и отказывал ему все родительское наследие и свой собственный «примысл» (Нижний Новгород и Муром).

Никто из посторонних удельных князей теперь и не думал оспаривать великокняжеской власти у малолетнего Василия, как некогда оспаривали ее у маленького Димитрия Донского; но в числе самых близких родичей нашелся соперник Василию: то был родной его дядя — Юрий Димитриевич, князь звенигородский. Он ссылался не только на старое право родового старшинства дяди над племянником, но и на духовное завещание отца. По завещанию этому выходило, что по смерти Василия Димитриевича мог наследовать следующий за ним брат его, то есть Юрий Димитриевич. Завязался спор. Стали готовиться с той и с другой стороны к войне; митрополит старался унять вражду; наконец решено было отдать спорное дело на решение хана; но через некоторое время Юрий успокоился и так.

Тяжелое время было тогда на Руси. Свирепствовала страшная моровая язва, которая опустошала Русскую землю еще в последние годы княжения Василия Димитриевича. Летописец говорит, что в это время являлись страшные знамения: от небывалой засухи (1430 год) иссякли воды; травы и леса выгорали; люди задыхались в густых облаках дыма и не могли видеть друг друга; звери, птицы и рыбы издыхали в огромном количестве; повсюду свирепствовали голод и повальные болезни. Витовт, пользуясь малолетством своего внука, начал теснить псковские владения и брать откупы с Пскова и Новгорода. Шайки татар делали разбойничьи набеги на русские земли. Наконец Юрий Димитриевич, который, казалось, уже успокоился, объявил войну Василию.

Василий Васильевич предложил дяде исполнить прежнее решение — отдать дело на суд хана. Дядя и племянник с боярами своими отправились в Орду. Хан Махмет нарядил суд, чтобы разобрать этот спор. Юрий ссылался на старые родовые обычаи, на завещание Димитрия Донского; но один из бояр московских, Иван Димитриевич Всеволожский, очень ловко повернул дело в пользу своего юного князя.

— Царь верховный! — обратился он к Махмету. — Умоляю тебя, дозволь мне, смиренному холопу, говорить за моего юного князя. Юрий ищет великого княжения по древним правам, а князь наш — по твоей милости: он знает, что княжество это — твой улус и ты можешь отдать его, кому захочешь. Ты дал свой улус его отцу, Василию Димитриевичу, и тот, основываясь на твоей милости, передал его сыну своему. Шесть лет уже Василий Васильевич на престоле, и ты не свергнул его; значит, он княжит по твоей же милости.

Эта льстивая речь очень понравилась хану; притом ловкий боярин еще раньше успел заручиться содействием нескольких мурз, ханских сановников, которые тоже хлопотали у хана за московского великого князя. Дело решено было в пользу Василия Васильевича: хан дал ярлык на великое княжение ему и даже велел было Юрию вести коня под ним, что означало, по азиатским понятиям, полную покорность; но Василий уклонился от этого обряда: он не хотел унижать своего дядю. С Василием в Москву отправился ханский посол и торжественно посадил его на великокняжеский престол.

Но спор дяди с племянником этим не кончился; Юрий ждал только случая начать распрю.

Василий в Орде обещал Всеволожскому жениться на его дочери; а по приезде в Москву по настоянию своей матери обручился с княжной Боровской. Всеволожский был этим жестоко оскорблен, — отъехал от московского князя к Юрию на службу и стал подбивать его к войне с Василием, которому прежде сам так усердно служил. Повод к войне скоро нашелся.

На свадебном пиру у великого князя в числе гостей были оба сына Юрия: Василий Косой и Димитрий Шемяка. На первом был богатый пояс, усыпанный драгоценными камнями. Один из старых бояр рассказал Софии Витовтовне историю этого пояса: оказалось, что он был дан Димитрию Донскому в приданое за женою, но во время свадьбы был украден и подменен другим, затем переходил из рук в руки и достался Василию Юрьевичу в приданое за женою. Софья Витовтовна, недолго думая, тут же на пиру приказала силою снять с Василия Косого пояс, который должен был по наследству достаться ее сыну. Василий Юрьевич с братом своим поклялись жестоко отмстить за это оскорбление. Оно и послужило предлогом к войне.

Василий Васильевич не успел и приготовиться к отпору, как Юрий с большой ратью напал на московские владения. Небольшая и нестройная толпа людей, наскоро набранных, с которою Василий выступил против дяди, была разбита на Клязьме, в 20 верстах от Москвы. Василий думал было бегством спастись, но был захвачен в плен. Юрий занял Москву и объявил себя великим князем. Избавиться от своего соперника насилием он не решился; напротив, по совету любимого своего боярина Морозова, он помирился с Василием Васильевичем, отдал ему во владение Коломну. Но скоро Юрию пришлось сильно пожалеть об этом. Только что Василий Васильевич водворился в Коломне, как бояре московские и служилые люди стали толпами переходить к нему; вся дорога от Москвы до Коломны обратилась словно в улицу многолюдного города; пешие и конные обгоняли друг друга — спешили к тому, кого считали законным своим государем. У бояр московских не могло быть большой охоты служить Юрию: у него были свои любимцы — бояре, которым пришлось бы уступить первое место. Увидел Юрий, как оплошал, послушавшись своего любимца Морозова, а Василий и Димитрий пришли в ярость.

— Ты, злодей, — кричали они Морозову, — ты ввел отца нашего в беду, ты нам издавна крамольник и лиходей!

В порыве ярости они убили Морозова и бежали от гнева отца. Понял оставленный всеми Юрий, что ему не удержаться в Москве, и скрепя сердце возвратил ее Василию, обязался даже не принимать к себе своих сыновей.

Но скоро он изменил договору; началась новая борьба. Василию Васильевичу опять не посчастливилось; он уже думал бежать в Орду, но в это время скоропостижно умер Юрий, а Москву занял Василий Косой, который уж ровно никаких прав не имел на московский престол и не мог долго удержаться на нем; даже родные братья не поддержали его. Он попал в плен к великому князю, и тот в порыве вражды поступил с ним бесчеловечно — велел его ослепить. На время усобица притихла.