В. Сиповский - Родная старина Книга 2 Отечественная история с XIV по XVI столетие

В это время приходилось царю обратить военную силу на восток, на Приволжский край: там поднялась луговая черемиса.

По заключении перемирия Поссевин снова явился в Москву и стал добиваться беседы с царем о вере, о соединении церквей. Несмотря на то что государь всячески уклонялся от этого разговора, легат неотвязно добивался своего. Наконец его допустили к царю, и в присутствии бояр произошло любопытное прение царя с папским послом.

Поссевин держал речь, старался убедить царя, что между римской и греческой верой нет существенного различия, ссылался на Флорентийский собор (сочинение об этом соборе он раньше поднес царю), указывал на то, что соединение с Римом увеличит могущество царя, сдружит его с государями Запада и станет он настоящим восточным императором. Царь на это уклончиво сказал:

— В нашей православной вере я родился и с Божьей помощью достиг 51 года; следовательно, мне не время уже переменять исповедание или желать обширнейшего государства; я помышляю только о жизни будущей!

В заключение снова заявил, что он не хочет рассуждать о церковных вопросах, чтобы не сказать чего лишнего и неприятного.

Настойчивый Поссевин уверял, что можно говорить и об этих вопросах хладнокровно, и настаивал на продолжении переговоров.

Эта неотвязность, видимо, начинала раздражать царя.

— Не хочу говорить с тобой о великих догматах веры, — начал он, — тебе было бы это неприятно, а вот дело малое: вижу, что ты бреешь бороду, а брить и стричь бороды не велено не только духовным, но и мирским людям; ты же в римской церкви поп, а бороду стрижешь. Откуда ты это взял, из какого учения?

Этот совсем нежданный вопрос озадачил Поссевина: он смущенно проговорил, что у него борода не растет.

Но царь, начав говорить, не мог уже сдержать своей речи.

— Сказывали мне, — продолжал он, — что папу носят на престоле и целуют его сапог, на котором вышит крест с изображением распятия Христова. Ежели это правда, то хорошо ли это? Вот первая причина несогласия нашей веры с вашей… Мы поклоняемся честному кресту по преданию святых апостолов и святых отцов церкви, и ниже пояса у нас креста не носят и образов не ставят.

Затем царь, ссылаясь на места Святого Писания, распространился о необходимости для пастырей церкви смирения и сказал между прочим:

— Папа не Христос; престол, на котором его носят, не облако, да и те, которые его носят, не ангелы!

Поссевин отвечал, что папам воздают честь как наместникам Христа; причем напомнил, что ведь преклоняются же перед государями и прибавил:

— Вот ты тоже государь великий в своем государстве! Как же нам не величать тебя и не припадать к ногам твоим?

С этими словами Поссевин поклонился в ноги царю. Но эта уловка не имела успеха.

— Святителям, ученикам апостольским, — сказал царь, — следует подавать собою пример смирения, а не возноситься гордостью превыше царей земных. Царям подобает честь царская, а святителям, папам и патриархам — честь святительская. Те папы, которые следовали заповедям Христовым, апостольскому преданию и постановлениям семи вселенских соборов, были действительно сопрестольниками апостолов; а папа, который идет наперекор учению Христову, тот папа, говорю, не пастырь, а волк.

— Если уж папа волк, — резко сказал обиженный Поссевин, — то что же тут мне и говорить! Зачем же посылал ты просить его о помощи? Зачем называл его, как и предшественники твои, пастырем церкви?

Раздраженный царь в гневе вскочил со своего места и, приступая к Поссевину с палкой своей, закричал:

— Видно, у мужиков ты учился, что осмеливаешься со мной говорить по-мужицки!

Поссевин струсил и стал извиняться… Царь в свою очередь одумался и поспешил загладить свою горячность.

— Говорил я тебе давеча, — сказал он уже мягко Поссевину, — что разговор о вере не кончится без неприятности; впрочем, я не вашего папу, — прибавил он, — называю волком, а того папу, который не захочет следовать учению Христову и преданию апостольскому. Однако оставим этот разговор!

Думал Поссевин добиться хотя того, чтобы католикам позволено было иметь свою церковь в Москве; но это тоже не удалось. Ему ответили так:

— Им (католикам) вольно приезжать в наше государство и попам их с ними; только бы они учения своего между русскими людьми не плодили и костелов не ставили: пусть каждый остается в своей вере. В нашем государстве много разных вер; мы ни у кого воли не отнимаем: живут все по своей воле, как кто хочет, а церквей иноверных до сих пор в нашем государстве не ставливали.

Сухо было принято также предложение Поссевина отпустить нескольких молодых русских людей в Рим для учения.

— Теперь вскорости годных для этого людей собрать нельзя, а как, Бог даст, наши приказные таких людей наберут, то мы, — посулил царь, — их пришлем к папе.

Очень недоверчиво смотрели православные русские на католическое духовенство и справедливо опасались властолюбивых замыслов пап. Попытка Рима подчинить своей власти восточную православную церковь и на этот раз не удалась. Впрочем, царь, видимо, хотел поддержать добрые отношения с папой и в грамоте писал ему:

«Мы грамоту твою радостно приняли и любительно выслушали, посла твоего Антония с великой любовью приняли; мы хотим быть в братстве с тобою, цесарем и с другими христианскими государями, чтобы христианство было освобождено из рук мусульманских и пребывало в покое…».

В то время как неудачи на западе сильно огорчали царя, нежданно его порадовало завоевание огромной области на востоке.

Еще в 1558 году царь подарил богатому промышленнику Григорию Строганову большие незаселенные земли по обе стороны реки Камы до Чусовой на протяжении 146 верст. Григорий Строганов с братом Яковом, по примеру отца, нажившего громадное состояние в Сольвычегодске соляным промыслом, задумал завести соляные варницы в большом размере в новом краю, заселить его, завести хлебопашество и торговлю. Заселение пустопорожних мест, заведение новых промыслов было, конечно, очень выгодно для всего государства, и потому царь не только охотно уступал земли предприимчивым промышленникам, но давал им и большие льготы.

Строгановым дано было право призывать в свои земли свободных людей, творить суд над поселенцами, которые на двадцать лет избавлялись от всяких податей и повинностей; потом дано право строить укрепления и держать вооруженные отряды для обороны от нападений соседних народцев (остяков, черемисы, ногаев и других). Наконец, позволено было Строгановым набирать себе охочих людей, казаков, и ходить войной против враждебных инородцев. Скоро Строгановым пришлось столкнуться и с племенами, жившими по соседству, за Уральскими горами. Здесь, на берегах рек Тобола, Иртыша и Туры, находилось татарское царство; главный город назывался Искер, или Сибирь, на реке Тоболе; по имени этого города и все царство называлось Сибирским. Раньше сибирские ханы искали покровительства московского царя, одно время платили ему даже ясак (дань) мехами, но последний хан Кучум выказал вражду к Москве, бил и брал в плен остяков, плативших ей дань; а царевич сибирский Махмет-Кул ходил с войском на реку Чусовую проведывать пути к строгановским городкам, причем побил здесь много московских данников, жен и детей их забрал в плен. Строгановы уведомили об этом царя и челом ему били позволить им укрепиться за Уралом, держать для обороны и там огненный наряд (артиллерию) и на свой счет набирать добровольцев для борьбы с врагами. Царь позволил. Это было в 1574 году. Григория и Якова Строгановых уже не было в живых. Дело продолжали их младший брат Семен и дети: Максим, сын Яков, и Никита, сын Григория.