Игорь Фроянов - Рабство и данничество у восточных славян

Зависимость различных народов в форме данничества — давний предмет внимания не только историков, но и теоретиков исторического процесса. Еще Н. Я. Данилевский писал, что «история представляет нам три формы народных зависимостей, составляющих историческую дисциплину и аскезу народов: рабство, данничество и феодализм ». 23Что касается данничества, то оно, по мнению Н. Я. Данилевского «происходит, когда народ, обращающий другой в свою зависимость, так отличен от него по народному или даже по породному характеру, по степени развития, образу жизни, что не может смешаться, слиться с обращаемым в зависимость, и, не желая даже расселиться по его земле, дабы лучше сохранить свои бытовые особенности, обращает его в рабство коллективное, оставляя при этом его внутреннюю жизнь более или менее свободною от своего влияния. Посему данничество и бывает в весьма различной степени тягостно. Россия под игом Татар, славянские государства под игом Турции представляют примеры этой формы зависимости. Действие данничества на народное самосознание очевидно, равно как и то, что если продолжительность его не превосходит известной меры, — народы ему подвергшиеся сохраняют всю способность к достижению гражданской свободы». 24

Исторические факты свидетельствуют, что даннические отношения устанавливались не только между разными этносами, как это следует из приведенных слов Н. Я. Данилевского, но и между племенами, принадлежащими к одной этнической общности. Восточные славяне— яркий тому пример. Однако и в данном случае внешняя суть данничества сохранялась во всей своей полноте. Недаром С. В. Бахрушин, наблюдая легкость перехода сбора ясака в Сибири от монголо-тюркских завоевателей к русским, вспоминал о том, что происходило в давние времена восточнославянской истории. Он писал: «Эта легкость перехода от одного господина к другому, без всякого усилия, без ломки установившихся привычек и отношений, переносит нас во времена князя Олега, пославшего к радимичам с вопросом: "кому дань даете? Они же реша: Козаром. И рече им Олег: не дайте козаром, а мне дайте: и вдаша Олгови по шьлягу, якоже козаром даяху"». 25Подобно князю Олегу, русские государи «переводили на себя ясаки», уплачиваемые до тех пор их предшественникам. 26

Надо сказать, что ясак и восточнославянская дань имеют сходство, причем весьма существенное. Ясак, как и дань, есть платеж покоренных победителю, и потому он является признаком подвластности, будучи «сопряжен с понятием чего-то позорящего». 27Оружие было решающим средством, с чьей помощью навязывалась ясачная и данническая зависимость. 28Подчинению туземцев ясаку обычно «предшествовала военная экспедиция, которая должна была показать им реальную мощь новых претендентов на их пушнину. Иногда дело ограничивалось простой военной демонстрацией; но в случае упорства в ход пускалось оружие, и "погром" принуждал к покорности». 29Размеры ясака определялись особым соглашением, договором. 30И военное подчинение и договорные обязательства живо напоминают обложение киевскими князьями соседних восточнославянских племен. Любопытные параллели к характеру восточнославянской дани обнаруживаются при обращении к ясачным платежам среди сибирских аборигенов. Так, у некоторых азиатских племен, в частности, у енисейских киргизов, ясак платили только покоренные, «киштымы» (рабы), а племя завоевателей было свободно от этой подати. 31Местное население приносило собственным правителям, а потом и царским властям добровольные дары («поминки»), отличавшиеся по своей сути от ясака. Они очень походили на восточнославянское полюдье. 32

Наряду со сходством, нельзя, конечно, не видеть и различий между ясаком, собираемым царскими служилыми людьми, и данью, получаемой киевскими властителями. Одно из важнейших различий состояло в том, что ясаком сибирские племена облагались представителями сложившегося и развитого московского государства, в то время как к данничеству восточных славян принуждали правители этнополитического образования (племенного союза), где процесс складывания государственности еще не был завершен. 33Это накладывало на существо дани особый отпечаток. Другое не менее важное отличие заключалось в следующем: объясачивание царским правительством туземцев Сибири означало присоединение их земель к России, в результате чего ясак из внешнего побора быстро эволюционировал в государственный налог. 34Взимание же дани киевскими князьями с покоренных восточнославянских племен не сопровождалось посягательством на земли данников. Обложенные данью территории не входили в состав Русской земли, лежавшей в Среднем Поднепровье. Они вовлекались лишь в сферу внешнеполитического влияния Киева. Распределение ясака и дани также было неодинаковым. Первый полностью поступал в государственную казну, тогда как вторая шла на нужды полянской общины в целом, а также князей, дружинников и рядовых воинов в отдельности. При этом дань была и оставалась до конца X в. внешним побором, добываемым силой оружия. Ее нельзя считать внутренней податью, а тем более — централизованной феодальной рентой, получаемой корпорацией феодалов в лице государства.

Сторонники идеи государственного феодализма в Киевской Руси с его верховной княжеской (государственной) собственностью на земли восточнославянских данников совершают, на наш взгляд, две, по крайней мере, ошибки. Они подходят к взаимоотношениям Полянского союза племен с другими племенными объединениями восточных славян с точки зрения классовой теории, которая к условиям жизни восточного славянства IX-X вв. неприменима, поскольку о классах в те времена говорить не приходится. Кроме того, приверженцы данной идеи чересчур рационализируют отношения в данничестве, наполняя их экономическим содержанием, что является явной модернизацией, искажающей историческое прошлое. Им даже в голову не приходит вопрос об отношении древних людей к земле, о воззрениях первобытного человека на землю. И тут многое проясняет этнографическая наука.

Как явствует из наблюдений этнографов, первобытные люди жили в замкнутом мире. «В этом замкнутом мире, который имеет свою причинность, свое время, не сколько отличные от наших, члены общества чувствуют себя связанными с другими существами или с совокупностями существ, видимых и невидимых, которые живут с ними. Каждая общественная группа, в зависимости от того, является ли она кочевой или оседлой, занимает более или менее пространную территорию, границы которой обычно четко определены. Эта общественная группа не только хозяин данной территории, имеющий исключительное право охотиться на ней или собирать плоды. Территория принадлежит данной группе в мистическом значении слова: мистическое отношение связывает живых и мертвых членов группы с тайными силами всякого рода, населяющими территорию, позволяющими данной группе жить на территории, с силами, которые, несомненно, не стерпели бы присутствия на ней другой группы. Точно также, как в силу интимной сопричастности всякий предмет, бывший в не посредственном и постоянном соприкосновении с человеком, — одежда, украшения, оружие и скот — есть человек, отчего предметы часто после смерти человека не могут принадлежать никому другому, сопутствуя чело веку в его новой жизни, точно так и часть земли, на которой живет человеческая группа, есть сама эта группа: она бы не смогла жить нигде больше, и всякая другая группа, если бы она захотела завладеть этой территорией и утвердиться на ней, подвергла бы себя самым худшим опасностям. Вот почему мы видим между соседними племенами конфликты и войны по поводу на бегов, нападений, нарушения границ, но не встречаем завоеваний в собственном смысле слова. Разрушают-истребляют враждебную группу, но не захватывают ее земли. Да и зачем завоевывать землю, ежели там неминуемо предстоит столкнуться с внушающей страх враждебностью духов всякого рода, животных и растительных видов, являющихся хозяевами этой территории, которые несомненно стали бы мстить за побежденных». 35По Л. Леви-Брюлю, чьи слова мы только что цитировали, мистическая связь «между общественной группой и почвой столь тесна и близка, что не возникает даже и мысли об изъятии земли из собственности определенного племени. При таких условиях собственность группы "священна"... она неприкосновенна, и на деле ее не нарушают, поскольку коллективные представления... сохраняют свою силу и власть». 36