Игорь Фроянов - Рабство и данничество у восточных славян

Едва ли рассказ Повести временных лет, легендарный по своей сути, может служить свидетельством о конкретном событии из истории Руси X в. Л. Н. Гумилев тут явно переусердствовал. Но, отрицая фактографичность летописной записи о полянской дани, мы вовсе не отказываемся видеть в нем историческую основу. Она проступает сквозь сказочную дымку. Вот почему нельзя согласиться с Д. С. Лихачевым в том, будто занесенное в Повесть «народное предание о дани, собранной хазарами с полян мечами, как и другие народные исторические предания в летописи, политически осмысливает события прошлого. Подобно многим другим историческим преданиям, попавшим в летопись, оно не столько стремится передать исторический факт, сколько его осмыслить, соотнести с современностью. На обидный для самолюбия полян факт их былой зависимости от хазар это предание накладывает противоположный факт живой современности». 70Конечно, здесь присутствует элемент позднего осмысления. 71Но оно заключено скорее в сознании летописца, чем в самом предании, где проглядывают, по верному наблюдению М. И. Артамонова, «некоторые вполне реалистические черты». 72И они связаны не только с одним фактом былой зависимости полян от хазар, как можно думать, читая комментарий Д. С. Лихачева. Их историческое содержание разнообразнее и богаче, чем кажется толкователю летописи.

Легендарный характер летописного повествования об отношениях полян с хазарами, наличие его в недатированной части Повести временных лет предостерегают яас от того, чтобы видеть в нем отражение событий X или даже второй половины IX в. Скорее всего оно запечатлело происшествия, имевшие место раньше: где-то в VIII столетии.

Вникая в это повествование, убеждаемся, что права получения дани добиваются силой оружия («мы ся до-искахом оружьем одиною стороною, рекше саблями»), что взимается она от «дыма» — родственного коллектива, скрепленного производственным и потребительским единством, 73что, наконец, счастье отвернулось от хазар, и они стали данниками Руси.

М. И. Артамонов понял летопись так, будто поляне «без сопротивления подчинились хазарам и согласились выплачивать им дань». 74По Б. А. Рыбакову получается наоборот: «Сказание о полянах, вручивших хазарам меч вместо дани, нельзя рассматривать как свидетельство покорности полян». 75Выдав хазарским воинам меч, поляне тем самым «символически выразили свою полную независимость и возможность силой оружия отстоять ее». 76Б. А. Рыбаков, как видим, воспринимает летописный меч натурально, придавая ему вместе с тем символическое значение. Сугубо предметно, без какой-либо символики истолковал известие летописца о Дани мечами Л. Н. Гумилев, обнаружив в нем указание на изъятие хазарами оружия у полян. 77«Дань, размер которой соответствовал мечу», — так раскрывает летописное известие В. А. Тимощук. 78Идею о дани именно мечами развивает В. Я. Петрухин. Обозревая погребальные памятники, принадлежавшие высшей хазарской знати, он пишет: «Специальный интерес представляет ..."могила всадника" у с. Арцыбашева в Верхнем Подонье. Вооружение всадников — палаши — напоминает о предании о хазарской дани в "Повести временных лет", которую хазары "доискахом оружьем одиною стороною, рекше саблями"». 79Интересную версию предлагает Г. И. Магнер: «Выражения "от дыма меч", "по мечу от дыма" означают по вооруженному воину от каждого дома, от каждой семьи. "Дым"—двойная метонимия: под дымом понимается домашний очаг, под очагом—собравшаяся возле него семья. А "меч" — простейшая метонимия: воин с мечом». Первоначальный смысл легенды, не разгаданный летописцем, открывается Г. И. Магнеру в том, что «на требование дани поляне, пользуясь обычной формулой дани, ответили гордой иронией: мы готовы выставить вам дань — по мечу от дыма, т. е. по воину с мечом от каждой семьи, мы встретим вас всенародным ополчением». 80По Г. И. Магнеру, стало быть, никакой дани мечами не было, и поляне ответили на домогательства хазар решительным отказом, подкрепив его готовностью сражаться за свою независимость. Надо отдать должное автору: он несравненно тоньше почувствовал источник, чем его предшественники. И все же мы не можем согласиться с ним, поскольку исследователь, подобно другим толкователям Сказания о хазарской дани, усматривает в этом Сказании отдельный эпизод в поляно-хазарских контактах.

На наш взгляд, меч в летописном предании есть симввол полянской свободы, предсказанной старейшинами хазар, причем не по собственной воле, но «от божья повеленья». Само же предание заключает в себе спрессованную в одной сцене целую историю поляно-хазарских отношений: первоначальное поражение полян, обложение их данью и последовавшее со временем освобождение от хазарского владычества, а затем — полное торжество над былым победителем. В подобном понимании предания нет ничего надуманного, ибо оно исходит из специфики устного народного творчества, отличавшегося исторической полифоничностью изображаемых сказителями событий, их содержательной многозначностью, отражающей голоса различных исторических эпох. 81

Поляне находились в даннической зависимости от хазар продолжительное время, исчисляемое, по всей видимости, не одним десятилетием. 82Недаром Повесть временных лет уже в датированной части под 859 годом сообщает, как хазары брали дань «на Полянех, и на Северех, и на Вятичех, имаху по белей веверице от дыма». 83Помимо полян, следовательно, хазарскими данниками были северяне и вятичи. Известия летописи подтверждает каган Иосиф, говоря о вятичах и северянах, плативших дань Хазарии. 84К ним летописец причисляет еще и радимичей, что «по щьлягу козаром даяху». 85

Дань, уплачиваемую северянами и радимичами Б. А. Рыбаков считает «откупом от назойливых наездов» со стороны хазар. При этом он думает, что «речь идет не о коренной земле радимичей, а о радимичских выселенцах, живших в Северянской земле на Псле и Ворксле. Северяне и радимичи-колонисты, входившие в состав "Русской земли", жили на самом пограничье со степью, и дань-откуп вполне естественна. Вятичи в X в. (до 964 г.) платили дань хазарам. Здесь опять-таки маловероятно обложение коренной земли лесных племен, а скорее всего подразумеваются проездные пошлины по донскому и волжскому пути. Ни летопись, ни хазарские источники нигде не говорят о завоевании каких-либо славянских племен хазарами. Что же касается Руси как политического организма, то здесь не может быть сомнений: ни один источник (включая и хазарские X в.) не говорят ни в настоящем, ни в прошедшем времени о власти хазар над Русью». 86

С доводами Б. А. Рыбакова трудно согласиться, поскольку источники ясно указывают на взимание дани Хазарским каганатом с целой группы восточнославянских племен. Из этих источников явствует, что данью облагалось население не окраинных племенных территорий или отдельные лица, ходившие по донскому и волжскому пути, как считает Б. А. Рыбаков, а жители коренных восточнославянских земель. В противном случае надо признать, что Олег и Святослав, переводя хазарскую дань с радимичей и вятичей на себя, имели дело с колонистами оторвавшимися от основной массы соплеменников, а также с теми, кто плавал по Дону и Волге. Нелепость такого признания для нас очевидна. Б. А. Рыбаков не хочет понять, что власть хазар над полянами, северянами, радимичами и вятичами как раз и проявлялась через данничество, устанавливаемое военной силой. А. П. Новосельцев справедливо упрекал Б. А. Рыбакова в том, что он «в своих последних работах игнорирует летописные известия о зависимости славян от хазар». 87