Игорь Фроянов - Рабство и данничество у восточных славян

А. А. Зимин, следя за развитием отношений склавинов и антов к пленникам, замечает: «Если вначале жители покоренной земли были только врагами, подлежащими истреблению в пылу битв, то позже поголовное убийство сменяется массовым уводом в плен». 28При этом он обращается к Ф. Энгельсу, который, характеризуя древнюю общину на переломе, вызванном в связи с появлением частной собственности и расслоением внутри общества, писал: «Сама община и союз, к которому принадлежала эта община, еще не выделяли из своей среды свободных, избыточных сил. Зато их доставляла война... До того времени не знали, что делать с военнопленными, и потому их попросту убивали, а еще раньше съедали. Но на достигнутой теперь ступени «хозяйственного положения» военнопленные приобрели известную стоимость; их начали поэтому оставлять в живых и стали пользоваться их трудом. ... Рабство было открыто». 29А.А.Зимин берет на вооружение тезис Ф.Энгельса: о «Прежде чем рабство становится возможным, должна быть уже достигнута известная ступень неравенства в распределении». 30Надо сказать, что с точки зрения теории здесь многое справедливо.

Возражение вызывает стремление А. А. Зимина наложить приведенные теоретические выкладки на конкретную историю славянства VI века. По его мнению, выявленный Ф. Энгельсом «переломный момент не исчез для нас бесследно в глубине веков, не может быть отнесен к какому-то доисторическому периоду. Во всяком случае с полным основанием намеком на эту эволюцию в отношении к пленникам можно считать знаменитое рассуждение Прокопия Кесарийского в его "De bello Gothico" (написано во второй половине VI в.) о том, что "сначала славяне уничтожали всех встречающихся им жителей. Теперь же они, как бы упившись морем крови, ... стали некоторых из попадавшихся им брать в плен, и поэтому все уходили домой, уводя с собой бесчисленные десятки тысяч пленных"». 31Это сообщение Прокопия дает, по словам Л. В. Даниловой «представление об изменившемся отношении славянских племен к побежденным врагам". 32Следовательно, Зимин и Л. В. Данилова воспринимают «знаменитое рассуждение Прокопия Кесарийского» как отражение обособленных действий славянского войска, разделенных хронологически так, что позволяет исследователям говорить об эволюции отношений славян к «побежденным врагам» на протяжении какого-то длительного отрезка времени. 33

Присмотревшись внимательнее к данному тексту Прокопия, убеждаемся, что там говорится не о не о переломном моменте в обращении славян с побежденными, а об одном и том же походе, сопровождавшемся сперва поголовным истреблением славянскими воинами всех встречающихся им на пути людей, а затем — массовым пленением. Точно так же поступали наши предки и много позже. Вспоминается рассказ Ибн Мискавейха о походе русов на Бердаа в 943-944 гг., из которого узнаем, что русы, взяв город, истребили значительную часть его населения, а когда «убийство было закончено, захватили в плен больше 10 тыс. мужчин и юношей вместе с женами, женщинами и дочерьми». 34Поведение русов X века в Бердаа, засвидетельствованное Ибн Мискавейхом, не отличалось в принципе от действий славян VI века в Иллирии и Фракии, описанных Прокопием Кесарийским. Чем объяснить столь неумеренную кровожадность славян по отношению к жителям Империи?

Вполне возможно, что славяне старались жестокостью своею устрашить ромеев и тем подавить их волю к сопротивлению. Однако не менее вероятно и то, что тут перед нами своеобразные жертвоприношения в честь богов, даровавших победу, и в память воинов, погибших в бою. 35Могло, наконец, быть и то и другое. В любом случае становятся понятными неоднократно запечатленные источниками сцены массового избиения славянами населения опустошаемых ими земель. Что касается «переломного момента» в отношениях славян к побежденным, о котором размышлял А. А. Зимин, то он произошел, надо полагать, ранее VI века. Когда именно, сказать не беремся, ибо не располагаем необходимыми на сей счет сведениями. Рискуем лишь утверждать, что к названному столетию рабство у славян пережило сравнительно долгую историю, о чем судим по отдельным деталям, относящимся к составу пленников, превращаемых в рабов.

Как показывают исследования этнографов, первоначальной формой адаптации военнопленных в семейные Коллективы победителей являлся захват женщин и детей, поскольку «использовать взрослых боеспособных мужчин при низком уровне развития экономики было затруднительно, поэтому они обычно уничтожались ». 36

Правда, «бывали и исключения: иногда адаптировались и мужчины, если требовалось в какой-то мере возместить военные потери». 37Впоследствии пленение взрослых мужчин стало обычным делом. 38

Византийские источники VI-VII вв. содержат сведения о взятии славянами в плен как женщин и детей, так и боеспособных мужчин, указывая, следовательно, на наличие в славянском обществе двух составных групп рабства, возникших из пленения и дальнейшей адаптации в семейные союзы женщин и детей, с одной стороны, а позднее взрослых мужчин, — с другой. Понимать это нужно так, что ко временам склавин и антов славянское рабство прошло достаточно длительный, двуступенчатый путь развития и стало привычным явлением в общественной жизни славянства. 39Тем не менее оно заметно отличалось от византийского рабства. «У антов, — замечал В. В. Мавродин, — существовало рабство, но оно очень отличалось от того рабства, которое имело место в Византии». 40Действительно, склавины и анты, как извещает Маврикий, не держат пленников в рабстве «в течение неограниченного времени, но ограничивая (срок рабства) определенным временем, предлагают им на выбор: желают ли они за известный выкуп возвратиться восвояси, или остаться там (где они находятся) на положении свободных и друзей». 41

В рассказе Маврикия нет ничего особенного, присущего исключительно славянам. Как явствует из наблюдений новейшей этнографии, на стадии раннего (по терминологии этнографов, «домашнего») рабства «статус раба отнюдь не был постоянным: по происшествии определенного времени раб мог превратиться в полноправного члена нового коллектива. Он мог вступать в брак, пользоваться в полной мере имущественными правами, его участие в общественной жизни и даже в военных мероприятиях никак не ограничивалось. Какой-либо специфический аппарат контроля и принуждения отсутствовал. Далеко не всегда рабское состояние было и наследственным; потомки рабов считались свободными». 42

Возвращаясь к свидетельству Маврикия, отметим, что склавины и анты отпускали на свободу пленников-рабов, независимо от того, получал ли господин за них выкуп или нет. 43Недаром П. Н. Третьяков, толкуя данное свидетельство, говорил: «Даже в том случае, если пленных не выкупали, им через некоторый срок возвращалась свобода». 44