Николай Лузан - Сталин. Охота на «Медведя»

– Допустим, я согласился, а какие гарантии?

– Мое честно слово.

– Ваше слово – это ваше слово. А что скажут на Лубянке? Там для меня, наверное, уже заготовлена веревка.

– Какая веревка, Михаил Петрович?! Ну о чем вы говорите? Сотрудничество с нами – единственный путь вам остаться в живых и сохранить семью. Вы же не самоубийца! Японцы обрекают вас на смерть. Мы знаем об акции и, естественно, не допустим ее, – обращался к его разуму Дервиш.

– Ладно, ваша взяла. Что я должен делать? – сдался Хандога.

Дервиш и Ольшевский обменялись быстрыми взглядами. Выражение лица Хандоги и тон голоса говорили о том, что он сделал выбор. Но, зная его норовистый и взрывной характер, Дервиш не стал форсировать события и через мгновение убедился в правильности избранной тактики. На его предложение нарисовать схему объекта, где проходили тренировки группы Люшкова, Хандога заартачился и буркнул:

– Я вам не Репин и картин рисовать не буду.

– Михаил Петрович, я же не прошу вас нарисовать схему в цветах и красках, – сохранял примирительный тон Дервиш и положил перед Хандогой карандаш и бумагу.

Тот не притронулся к ним. Возникла пауза. Ее нарушил Ольшевский и язвительно заметил:

– Михаил Петрович, а ты попробуй, как знать, может, у тебя откроются и другие таланты, кроме бильярдиста?

Хандога обжег Павла взглядом и отрезал:

– Хватит, наигрался на всю жизнь!

– Михаил Петрович, а ты не торопись хоронить себя раньше времени, за тобой три партии.

– Что?! Какие еще партии?! – опешил Хандога.

– Так счет три – один в мою пользу, и ты, Михаил Петрович, обещал отыграться. А слово офицера кремень, – напомнил Павел.

– Ну ты и прохвост! – только и мог произнести Хандога, и, махнув рукой, бросил: – А черт с вами, банкуйте!

Дервиш и Ольшевский с трудом смогли скрыть радость. Рискованная, на грани провала вербовочная комбинация им удалась, остались технические детали. Этим занялся Дервиш. Он подсел к Хандоге, и уже вместе они принялись вычерчивать схему объекта «Z», а потом занялись составлением отчета на участников группы Люшкова. В тот вечер харбинская резидентура пополнилась еще одним агентом – Свояком. Насколько он надежен, на этот вопрос могло ответить только время.

Первые несколько дней после вербовки Хандоги резидент и Ольшевский провели как на иголках. Страхуясь от провала, они сменили квартиры и постоянно проверялись, но так и не обнаружили слежки. Окончательно их опасения развеял Денди. По возвращению Хадноги из увольнения в лагерь в жизни боевиков-террористов не произошло каких-либо изменений. Подготовка к операции шла своим чередом. Окончательно сомнения Дервиша развеял сам Хандога – Свояк. Он добросовестно выполнил порученное ему задание: в разговоре с Люшковым, как бы случайно, проговорился о брате Алексее – начальнике грузового порта в Сухуме. И тот заглотил наживку. Вскоре после этого разговора Свояка пригласил к себе сам Угаки и поручил написать письмо Алексею. В нем он должен был известить брата о своей предстоящей командировке в Абхазию на строительство участка железной дороги Сухум – Поти по линии треста «КВЖД-строй».

Сообщение Свояка еще на один шаг приблизило резидентуру к разгадке тайны операции японской спецслужбы. Теперь Дервиш со всей определенностью мог сказать, в каком районе СССР она замышляет террористический акт против Сталина. Об этом, а также успешной вербовке агента Свояка и его продвижении в ближайшее окружение Люшкова он сообщил в Центр. Вслед за радиограммой через курьера резидентуры – сотрудника управления КВЖД – Дервиш переправил в Москву схему объекта «Z» и полный отчет Хандоги – Свояка.

7 мая в ответной радиограмме Центр поблагодарил Дервиша за успешное выполнение задания и еще раз акцентировал его внимание на необходимости закрепления отношений Свояка с Люшковым и выявления его и Угаки дальнейших планов. Резидент с нетерпением ждал очередной явки с ним. На нее Свояк пришел без опоздания и не с пустыми руками. То, что он сообщил, лишний раз убедило Дервиша в оправданности риска, связанного с вербовкой. Свояк стал ключевым участником операции, а полученная от него информации окончательно прояснила вопрос по объекту, на который нацелилась группа Люшкова.

Теперь как в Харбине – Дервиш, так и Москве – Деканозов – уже не сомневались: покушение на Вождя террористы намеривались осуществить в Мацесте. Помимо схемы макета, на котором тренировались террористы, полностью совпадавшей с планом водолечебницы, дополнительным подтверждением тому служило то, что они намеревались разместить в Сухуми передовую группу разведки. Ее прикрытие, сам того не подозревая, должен был обеспечить Алексей Хандога. Ему, по замыслу Люшкова, предстояло приютить у себя брата и двух боевиков. В Абхазию они должны были прибыть под легендой специалистов-работников треста «КВЖД-строй» для участия в строительных работах на участке железной дороги Поти – Сухуми.

Не меньший интерес представляли данные Михаила Хандога, относящиеся ко второй группе террористов. Она была более многочисленная, чем его, и состояла из шести человек; ее возглавлял отпетый головорез Юрий Пашкевич. У нее был свой маршрут выдвижения к цели – Мацесте. Окружным путем, морем ей предстояло добраться до Турции, осесть в портовом городе Трабзоне и подготовить базу для основных сил. Вместе с ними должен был прибыть сам Люшков и взять на себя управление операцией. Обе группы планировалось обеспечить надежными советскими документами, мощными радиостанциями, средствами кодирования информации и специальным оружием для бесшумного боя, сконструированным японскими мастерами-оружейниками.

После завершения явки с Хандогой, полученные от него материалы Дервиш доложил в Центр. Их анализ окончательно прояснил перед руководителями советской разведки замысел Люшкова – Угаки: их целью являлась водолечебница в Мацесте. Открытым оставалось только время «Ч», когда террористы намеревались нанести свой удар. Но оно им было не подвластно им. Этот день и час определяла воля Вождя. Выслушав доклада Берии и его предложения о проведении против японских спецслужб контроперации, получившей кодовое название «Западня для «Самурая», Сталин утвердил ее план.

По возращению на Лубянку нарком вызвал к себе руководителя разведки – Деканозова – и распорядился направить в адрес харбинской резидентуры радиограмму с дополнительными указаниями. В ней Центр потребовал от Дервиша обеспечить своевременное получение информации об изменениях в планах Люшкова – Угаки и форсировать подготовку агента Свояка к самостоятельным действиям. В последней части радиограммы сообщались номера телефонов и пароль для установления им связи с сотрудником НКВД после переброски передовой разведгруппы на советскую территорию.