Николай Лузан - Сталин. Охота на «Медведя»

– Миша, у нас все готово, давай в лодку! – позвал Дроздов.

Хандога подал руку Кокисану. Тот крепко пожал и на прощание пожелал:

– Удачи вам, Михаил, в вашей великой миссии! О ней знает сам божественный Микадо. Он верит, что вы выполните ее!

– Главное, чтобы о ней не узнали чекисты на Лубянке, – буркнул Хандога и забрался в лодку.

Кокисан оттолкнул ее от берега, и гребцы налегли на весла. Через полчаса они выдохлись. Течение Амура все дальше относило лодку от места, где ее ждал Пак-Каймадо. Хандога распорядился сесть за весла Стеблову и Дроздову. Так, сменяя друг друга, они перед рассветом причалили к советскому берегу, там пересели на лошадей и поспешили уйти от границы. В своей оценке Пака-Каймадо Кокисан нисколько не покривил душой. За все время перехода до глухой охотничьей заминки он ни разу не сбился с маршрута. В ней группа Хандоги провела пять дней. За это время он сумел убедиться в профессионализме Пака-Каймадо. От его внимания не ускользали даже мелочи, он потребовал, чтобы все сменили прически и даже нижнее белье.

2 августа 1939 года трое специалистов из треста «КВЖД-строй» заняли места в купе поезда Владивосток – Москва. 8 августа они были в Челябинске. Там у Хандоги впервые появилась возможность оторваться от группы и выйти на связь с НКВД. В тот день на Лубянке, наконец, вздохнули с облечением. Дальнейший путь боевиков-террористов проходил под негласным контролем разведчиков наружного наблюдения. 14 августа Свояк и с его группа прибыли в Сухум.

После более чем 18-летной разлуки братья Хандоги встретились. Их радость была искренней и глубокой. Теперь братьев роднили не только семейные узы, а общее – особой государственной важности дело, им предстояло спасти жизнь Вождя. В том, что угроза ей становилась все более реальной, подтверждал агент Денди.

24 августа 1939 года из турецкого Трабзона на Лубянку поступило его шифрованное донесение. В нем Денди сообщал:

«…18 августа к группе Пашкевича присоединились Люшков и с ним двенадцать боевиков-террористов. Подготовка группы к переброске на территорию Грузии практически завершена.

В ее распоряжении находится: быстроходный катер, оборудованный двумя пулеметами на носу и на корме, на борт перенесены пистолеты и автоматы для бесшумного боя, гранаты повышенной разрушительной силы и боеприпасы в большом количестве. Команда ждет приказа на выход в море.

Место высадки и маршрут движения по советской территории Люшков скрывает. Из разговора с Пашкевичем мне известно, что где-то в окрестностях Батуми подготовлена перевалочная база. С нее планируется выдвижение на соединение с группой Хандоги.

22 августа Люшков провел тренировку с выходом в море. Сейчас он ждет кодированного радиосообщения от Хандоги о том, что «Медведь» появился в «берлоге» – на госдаче «Сосновая роща».

С этим донесением Денди Деканозов отправился на доклад к Берии. Тот дважды перечитал его и не мог удержаться от радостного восклицания. Теперь, когда он держал в своих руках все нити операции, неуловимый Люшков, наконец, должен был попасть в подготовленный НКВД капкан. Судьба остальных боевиков-террористов мало интересовала наркома, их жизни ничего стоили в той большой игре, где решающий ход оставался за Вождем. Берия снял трубку прямой связи с ним. Сталин находился в своем кремлевском кабинете и ответил на звонок. Берия плотнее прижал к уху трубку, и в ней зазвучал хорошо знакомый глуховатый голос:

– Здравствуй, Лаврентий! – поздоровался Сталин.

– Добрый вечер, Иосиф Виссарионович, извините, что беспокою.

– Ну, если нарком внутренних дел говорит, что вечер добрый, то мне не о чем беспокоиться.

– Спасибо, Иосиф Виссарионович, НКВД делает все, чтобы вас ничто не отвлекало от важной работы. Ваше мудрое…

– Лаврентий, мы не за столом и обойдемся без тостов! – перебил его Сталин и потребовал: – Говори по существу.

Берия подобрался и чеканным голосом доложил:

– Речь идет об операции «Капкан для «Самурая». Получена важная оперативная информация.

– И что, капкан уже захлопнулся?

– Еще нет, товарищ Сталин. Но нами все подготовлено. Требуется ваша санкция.

– Хорошо, приезжай! Я найду время, – пригласил Сталин.

– Спасибо, – поблагодарил Берия, положил трубку на аппарат и распорядился: – Володя, срочно план оперативно-боевых мероприятий по делу «Капкан для «Самурая».

– Есть! – принял к исполнению Деканозов и, срываясь на бег, спустился к себе в кабинет.

Не прошло и пяти минут, как Берия выехал в Кремль. При себе он имел донесение Денди и план оперативно-боевых мероприятий по делу «Капкан для «Самурая». В приемной Сталина ему не пришлось ждать, его приняли без очереди. Пожав руку Берии, он кивнул на место за столом заседаний, прошелся взглядом по нему, папке с документами и спросил:

– Так, говоришь, Лаврентий, клетка вот-вот захлопнется?

– К тому все идет, Иосиф Виссарионович, – подтвердил Берия и представил ему донесение Денди с планом оперативно-боевых мероприятий по делу «Капкан для «Самурая».

Сталин склонился над документами, прочитал и, подумав, спросил:

– Лаврентий, на бумаге красиво, а про овраги ты не забыл?

Помявшись, Берия ответил:

– Иосиф Виссарионович, всего, конечно, не предусмотришь, но провал исключен. Мы полностью контролируем обе группы террористов. В них находятся наши агенты.

– Насколько надежна связь с ними?

– С той, что осела в Абхазии, постоянная и устойчивая. Что касается второй группы, где находится мерзавец Люшков, то…

– В Абхазии, говоришь? – скорее, самому себе задал вопрос Сталин, поднялся из-за стола и прошелся по кабинету.

Берия подхватился со стула и сопроводил его взглядом. Сталин молчал. Упоминание об Абхазии всколыхнуло в нем, казалось бы, стертые в памяти безжалостным временем события почти 33-летней давности.

К началу XX века Российская империя напоминала гигантский паровой котел. Призрак коммунизма, о котором вещали Маркс и Энгельс, побродив по Западной Европе, легким штормом прокатился по ней и нашел благодатную почву в России. Подобно грибам после дождя в Петербурге, в Москве, на Урале и на Кавказе множились и плодились бесчисленные марксистские, эсеровские, анархистские партии и движения. Революционные идеи завладевали не только пылкими умами, но и зрелыми мужами, они подрывали устои государственности империи – армию и церковь.

Юный семинарист Иосиф Джугашвили, отринув Господа, безоглядно бросился в омут революционной борьбы и оказался на самом ее острие. Он, как и тысячи его соратников, жил мечтой о рае, но не на небесах, а на грешной земле, и страстно мечтал о будущей справедливой и достойной жизни. Жизни, где бы властвовал дух творца, а не низменные потребности. Жизни, в которой бы не было ни бедных, ни богатых, ни господ, ни подневольных, ни униженных, ни оскорбленных. Ради нее он не жалел ни себя, ни других.