Николай Лузан - Сталин. Охота на «Медведя»

– Планах?! Квантунской армии?! – брови Пашкова поползли вверх: – Я не ослышался, Сергей Арсеньевич?

– Нет, не ослышался, Леонид Федорович.

– И к какому сроку?

– Уже завтра. Крайний срок – конец ноября.

– Сорок первого?! – в один голос воскликнули Пашков и Гордеев.

– Да, да, сорок первого! – подтвердил Гоглидзе и, помрачнев, в сердцах сказал: – Это еще не все. Нужно также добыть данные по флоту.

Пашков оторопело посмотрел на него.

– Не смотри на меня так, Леонид Федорович, я в своем уме.

– Всего за месяц? Но это же…

– Месяц и ни дня больше! Приказ Лаврентия Павловича! – отрезал Гоглидзе и не терпящим возражений тоном потребовал: – Об этом никому! Операция требует строжайшей секретности! В управлении о ней знают три человека: я, а теперь и вы. В Харбине – резидент и то вряд ли в полном объеме. Так что, Дима, день на подготовку, и в Харбин. Детали согласуешь с Дервишем на месте. Вопросы есть?

– Да, товарищ комиссар, каким образом мне взаимодействовать с харбинской резидентурой, она же нам не подчиняется? – поинтересовался Гордеев.

– В ближайшие часы это вопрос решится. Я с минуты на минуту жду шифровку из Москвы, а пока, товарищи, не теряйте времени и займитесь окном на границе.

Пашков замялся. Гоглидзе бросил на него недовольный взгляд и спросил:

– Чего молчишь, Леонид Федорович?

– Рискованно, Сергей Арсеньевич, оно подсвечено после захвата группы Мацумото – Цоя.

Гоглидзе чертыхнулся.

– Товарищ комиссар, а если проводку провести на другом участке? – предложил Гордеев.

– Леонид Федорович, срочно свяжись с нашими во Владивостоке, пусть готовят канал для Дмитрия. От них до Харбина рукой подать, – поддержал его Гоглидзе, и, заканчивая совещание, напомнил: – Дмитрий у тебя всего день на подготовку!

– Уложусь, Сергей Арсеньевич, – заверил он.

Домой Гордеев не ушел, а остался в Управлении и принялся штудировать материалы по японской линии. Перед утром он поспал несколько часов, а рассвет вместе с Пашковым встретил на борту военного самолета. Приземлились они на полевом аэродроме близ Уссурийска. Там их встречали начальник разведотдела погранокруга и заместитель начальника районного отделения НКВД поселка Пограничный. Наскоро перекусив в летной столовой, всей группой выехали к границе с Маньчжурией.

Осенняя распутица расквасила дорогу, а армейские грузовики превратили ее в густо сбитую сметану, в ней райотделовский «козлик» то и дело садился на брюхо. Промокнувшие до нитки и по уши в грязи, они лишь к сумеркам добрались до заставы. После короткого отдыха с наступлением ночи Гордеев в сопровождении начальника заставы и начальника разведотдела отправился к «окну» на границе. За спиной Дмитрия в рюкзаке лежали добротное кожаное пальто, шевиотовый костюм и модные ботинки – будущий гардероб представителя фармацевтической фирмы «Сун Тайхан» в Северо-Восточной Маньчжурии.

Погода для перехода выдалась подходящая – на небе не было просвета, а усилившийся ветер скрадывал шаги. Дмитрий старался не отстать от капитана-пограничника. Тот, как кошка, неслышно ступал по земле и уверенно находил тропу в зарослях кустарника. На переходе, у ручья, перед ними возникли двое – один присоединился к ним.

– Проводник, – коротко представил его капитан-пограничник; и больше – ни слова.

Через сотню метров они наткнулись на колючее ограждение и залегли. Потянулись минуты томительного ожидания. Дмитрий до рези в глазах всматривался в кромешную тьму, пытаясь заметить условный сигнал. Первым его увидел проводник и спросил:

– Товарищ капитан, видели?

– Видел, – подтвердил тот.

– Пора, Дима. Желаю удачи! – поторопил полковник-разведчик и порывисто пожал ему руку.

Гордеев вслед за проводником проскользнул под колючее ограждение, и дальше короткими перебежками они пробирались к месту встречи с китайскими подпольщиками. Заросли кустарника остались позади, под ногами зашуршала галька – то был ручей, где-то тут их должны были ждать. Проводник перевел дыхание и, приложив ладони ко рту, трижды ухнул филином. В ответ слева зазвучал посвист рябчика, потом треснула ветка, и перед ними, словно из воздуха, появились двое. Обменявшись паролями, дальнейший путь к железнодорожной станции Дмитрий продолжил с ними.

Шли они всю оставшуюся ночь, стороной обходили редкие стоянки заготовителей женьшеня, лекарственных трав, останавливались на короткое время, чтобы перевести дыхание, и перед рассветом выбрались к окраине поселка. Здесь Дмитрий расстался с проводниками. Переодевшись, он в новом обличье – сына белогвардейского офицера, представителя компании «Сун Тайхан» Дмитрия Извольского – вышел на улицу.

К утру северный ветер сменился на южный и зарядил моросящий дождь. Дмитрий с сожалением вспомнил о брезентовом плаще и добротных яловых сапогах, оставшихся в болоте. Кожаное пальто не спасало от непогоды, костюм напитался влагой, а ботинки быстро отсырели. Спасаясь от ветра и дождя, он, добравшись до вокзала, нашел свободное место в зале ожидания и, прислонившись к стене, в изнеможении закрыл глаза. Озноб вскоре прошел, вместе с ним спало напряжение, не оставлявшее его с той самой минуты, когда за спиной осталась граница. Отогревшись, Дмитрий с любопытством осмотрелся по сторонам.

С тех пор, как он последний раз был в Маньчжурии, в ней многое изменилось. Реже стала звучать русская речь, в глаза бросалось обилие армейских мундиров. Русские работники КВЖД, купцы и промышленники перебрались в Харбин, подальше от границы, где с каждым днем все больше свирепствовала японская жандармерия и бесчинствовали банды атамана Семенова. В зале находились в основном корейцы и китайцы. Их тонкие голоса напоминали Дмитрию птичий базар, в какой-то момент в этом гаме ему послышались тревожные нотки.

В двери возник патруль: японец и двое русских. Они прошли в центр зала ожидания и рыскающими взглядами зашарили по пассажирам. Дмитрий ощутил холодок между лопаток, рука скользнула в карман пальто и нащупала пистолет. Ситуацию разрядил сиплый свисток паровоза, толпа загомонила и, подхватив Гордева, вынесла на перрон.

Из густого тумана, подсвечивая подслеповатым прожектором, появился старенький, еще времен Русско-японской войны, локомотив. Выпустив облако пара, он на удивление резво протащил десяток ветхих вагонов и остановился перед перроном. А дальше началось невообразимое – станция взорвалась: из всех щелей – зала ожидания, вокзальной конторы и товарного двора – повалил люд. У последних вагонов началась дикая давка – китайцы и корейцы штурмом брали себе места. Дмитрий протиснулся к голове поезда, здесь посадка проходила более чинно. Проводник-китаец суетливо протер поручни и согнулся в подобострастном поклоне перед японским офицером-пограничником. Тот смерил его презрительным взглядом и, не заметив поданной руки, поднялся по ступенькам в тамбур, вслед за ним проплыл огромный чемодан, а затем дружной гурьбой повалили солдаты, потом настал черед чиновников и коммерсантов.