Теодор Бенк - Колыбель ветров

Военные вошли все вместе. Напуская на себя важность, они громко разговаривали с Денни и развязно обращались с девушками; затем, бросив через всю комнату взгляд в нашу сторону, нахмурились.

Я не представлял себе, что классное помещение может вместить столько народу. Люди стояли, вплотную прижавшись к подоконникам и классным доскам. Оркестранты настраивали инструменты, а алеуты безучастно смотрели вокруг. Трудно было определить, что испытывали все эти люди, исключая детей, которые нетерпеливо шныряли по комнате, да девушек, застенчиво хихикавших, кокетничая с военными. Денни открыл вечер несколькими ударами по струнам своего банджо; остальные оркестранты нерешительно подхватили, но не попали в такт. Тогда они начали вторично, на этот раз удачнее, и вскоре комната наполнилась звуками "Ты мое солнце". Это было удивительно хорошо! Старый Джордж с каменным лицом безукоризненно отбивал такт, а Денни выводил на банджо какие-то замысловатые пассажи. Музыканты преодолели уже с дюжину сложных мест, но никто не пошел танцевать.

- Эй, ребята, - заорал Денни, - чего вы не танцуете? Давайте же, под это танцуют!

Следующим номером была ковбойская песня "Долина Красной реки". На этот раз Боб удивил присутствующих тем, что шагнул к одной из пожилых алеуток, низко поклонился и церемонно спросил ее, не желает ли она потанцевать. Та взвизгнула от восторга и, схватив его за руку, принялась подпрыгивать. Все присутствующие шумно выражали свою радость. Я повернулся к стоявшей рядом со мной девушке, а военные стали подходить к другим.

Вскоре бульшая часть алеуток танцевала. Алеуты-мужчины стояли и смотрели.

Исполнив один номер, джаз тут же переходил к другому. Создавалось впечатление, что музыканты умели играть все популярные ковбойские мелодии и песни: "Мексиканскую розу", "Внизу в долине", "Ковбойскую элегию" и дюжину других, никогда не слышанных мною прежде. Теперь танцевали все белые без исключения, а также несколько мужчин алеутов помоложе. Большинство девушек танцевало вполне прилично, хотя и в довольно необычной манере, энергично двигая ногами, тогда как остальные части тела оставались словно окостенелыми.

Спустя некоторое время Денни объявил: "Сейчас дамы выбирают кавалеров. Эй вы, девушки, выбирайте!" Тут опять произошла заминка, пока старушка партнерша Боба, хихикая, не перебежала комнату и сама не пригласила его танцевать. Снова послышался визг, и мы вторично спасли положение. На этот раз моей партнершей была Анни Голая. Анни - приземистая, неуклюжая женщина с кривыми ногами и большим, почти беззубым оскалом рта. Она ухватилась за меня, чуть не свалив с ног, и предложила, смеясь: "Давайте-ка потанцуем, а?"

Мы танцевали. Вернее, танцевала Анни, мне же ничего другого не оставалось, как нестись за ней, подобно судну, увлекаемому течением. Она наступала и поворачивалась в таком страшном темпе, что я едва поспевал за ней, всячески стараясь сохранить равновесие и поскорее у брать ноги, пока моя партнерша их не отдавила.

Стоило нам только начать скачку по кругу - и мы уже не могли остановиться, и сохрани бог ту пару, которая оказалась бы на нашем пути. Несколько раз мы отскакивали от стены. По счастью для меня, в этот момент Анни шла спиной, а не то быть бы мне раздавленным в лепешку.

Постепенно я тоже стал входить во вкус и, ухватив Анни за талию, насколько мне позволяла длина рук, принялся раскачиваться в такт с нею. Вскоре мы начали кружиться по комнате, и я обрел некоторое подобие самостоятельности. Анни смеялась, как счастливое дитя, и мы выживали с танцевальной площадки одну пару за другой. Когда музыка внезапно смолкла, она оказала: "Уф!"

- Анни, давай попробуем еще, - смело вызвался я, и мы начали следующий танец. Теперь уже смеялись все присутствующие. Они были в хорошем настроении. Танцы проходили с шумным успехом.

Танцевали уже несколько часов подряд, и танцующие стали выбиваться из сил. Было жарко и душно. Пот алеутов, военных и ученых, смешиваясь, создавал невыносимо тяжелый запах, а сигары, которые курил Денни, далеко не очищали атмосферу.

Когда танцующих в комнате стало меньше, я с удивлением отметил, что некоторые алеуты не совсем твердо держались на ногах и осовело смотрели по сторонам. Неужели напились? Затем я видел, как один военный, схватив за руку девушку, тащил ее в уборную. Послышалось хихиканье, а когда девушка оттуда выходила, она утирала губы. Другие пили вино на улице прямо из горлышек бутылок, принесенных военными с базы. Кулачи и другие ребята принимали участие во всем происходящем, и ничто не ускользало от их внимания. Ну и веселье! Снаружи громкие голоса и хихиканье затихли, потому что кое-кто из солдат скрылся вместе с алеутскими женщинами в других домах.

Тем временем в школе Денни и его оркестранты складывали свои инструменты.

- Чертовски удачные танцы, - весело сказал Денни Лофлину. - Мы провели время как нельзя лучше. Не устроить ли нам через некоторое время еще вечер?

Военные не покидали деревню всю ночь. Нас с Бобом разбудили громкие сердитые голоса, доносившиеся из соседнего дома. Громче других звучал истерический женский голос, выкрикивавший бессвязные слова. Потом наступила тишина, и деревня уснула.

На следующее утро, выглянув в окно, я увидел старика, который, шатаясь, спускался по дорожке. Он споткнулся и упал, а из дома выбежала девушка, чтобы помочь ему встать на ноги. Она поддерживала его, пока он медленно брел домой. Казалось, все другие еще спали. До самого вечера нам не встретился ни один взрослый алеут. К кому бы я ни наведался, ко мне выходили дети со словами: "Сегодня наши нездоровы".

Позднее мы узнали, что в деревне не обошлось без драки и что многие алеуты, отведав армейского ликера, опьянели.

Однако военным вовсе не было нужды прикрываться танцами. Солдаты с базы наведывались в деревню чуть ли не каждый вечер и всегда приносили с собой ликер или пиво. Они приходили спаивать мужчин и девушек.

Все же нам нечасто встречались на улице пьяные алеуты. Обычно после попоек они отсыпаются дома, иногда целый день не поднимаясь с постели. В этих случаях дети были совершенно беспризорными. Случалось, они приходили к нам в школу и просили поесть, говоря, что проголодались, а родители не могут встать. Мы всегда слышали одно и то же объяснение: "Наши сегодня заболели".

Это было жалкое зрелище, но как мало могли мы помочь и исправить существующее положение вещей. Однажды, когда представился удобный случай, я подошел к сержанту, дежурившему на базе, и рассказал ему о детях, голодавших, пока их родители валялись пьяные. Не успел я закончить, как он повернулся ко мне и огрызнулся: "А ты не суйся в чужие дела. Мы в этой дыре подольше вашего, хорошо ладим с алеутами и в ваших указаниях не нуждаемся".