Христиан Девет - Воспоминания бурского генерала: Борьба буров с Англиею

1 ноября состоялся общий военный совет представителей обеих республик, Оранжевой и Трансвааля, на котором было решено осадить Ледисмить. Одновременно с этим пришли к соглашению послать по направлению к Эсткурту партизанский отряд (paarden-commando) под начальством генерала-заместителя Луи Бота, который, между прочим, 15 ноября напал на панцирный поезд и взял 100 англичан в плен. После нескольких небольших стычек с врагом, генерал Бота вернулся назад.

Впрочем, я забегаю вперед.

В ночь на 1 ноября генерал А. П. Кронье с бюргерами из Гейльброна и частью отряда из Винбурга и Гаррисмита, захватив с собой две пушки Круппа, направился на запад для того, чтобы, обойдя Ледисмит, занять позиции к югу и юго-западу от него.

На другой день произошла легкая стычка с англичанами, направлявшимися также к Ледисмиту.

3 ноября произошло уже нечто более важное. В этот день англичане выступили из Ледисмита в юго-западном направлении, имея при себе две батареи 15-ти и 12-тифунтовых орудий Армстронга. Их было, по моему расчету, 1.500 человек конницы и несколько отрядов пехоты. Неприятель разместил свои орудия на таком расстоянии, что мы, пользуясь только маузеровскими ружьями, не могли попадать в него. Между тем, и думать нечего было подойти ближе, так как между нами и неприятельскими пушками было ровное, незащищенное место.

Мы открыли было огонь из одной из наших пушек, помещенной прямо против неприятеля на холме Тафелькопе, но после двух-трех выстрелов пришлось прекратить пальбу, подобно тому, как это было уже при Ритфонтейне.

Пехота и кавалерия англичан, казалось, не имели большой охоты нападать на нас, а мы и подавно этого не желали. Тем не менее, англичане попробовали, под прикрытием двенадцати пушек, придвинуть свое войско поближе к нам. Они делали это осторожно, заботясь о том, чтобы не попасть за черту наших выстрелов. Но как только они заходили за эту черту, люди немедленно начинали падать, и им ничего не оставалось, как уходить обратно.

Другая наша пушка стояла на горе, к востоку от места сражения. Она действовала очень хорошо, так что всякий раз, когда англичане двигались на восток от наших позиций, наша пушка сильно мешала им.

Неприятель не мог также передвинуть своих пушек к востоку, ближе к Тафелькопу, но подвергая их опасности быть взятыми нами. Но все-таки несколько из них ему хотелось переместить севернее, между нами и горою Платранд, лежащей перед Тафелькопом, чтобы можно было обстреливать нас со стороны. Но это ему не удалось вследствие того, что наша пушка на Тафелькопе так хорошо действовала и против артиллерии, и против кавалерии, что с ней ничего нельзя было поделать.

Нам, как я уже сказал, было невозможно штурмовать. Если бы мы двинулись вперед, мы оказались бы совершенно ничем не защищенными, под огнем неприятеля. Двинулись бы мы к югу, мы попали бы под пушечные выстрелы, направленные с Платранда, и очутились бы под перекрестными огнем.

Это было нерешительное дело. Ни с той, ни с другой стороны не предпринималось ничего определенного; и, как большей частью бывает в подобных сражениях, ничего не происходило, кроме перестрелки. Грохот пушек продолжался с 10 часов утра до 5 часов вечера. После этого англичане направились обратно к Ледисмиту.

Наша потеря состояла из одного убитого и 6 раненых. Между ранеными находился Мартинус Эльс, фельдкорнет из Гейльброна. Что у англичан также были потери, об этом мы знали; но как велики были они, — определить мы не могли. Впрочем, я не думаю, чтобы она была значительна.

С этого времени и до тех пор, пока я оставил Наталь, происходили то тут то там небольшие столкновения англичан, как с трансваальцами, так и с оранжевцами; но ничего особенного за это время у нас не произошло. Впрочем, в ночь с 7 на 8 декабря самая большая пушка трансваальцев, известный «Длинный Том» (Long Tom), стоявшая на горе Бульвана, была так сильно повреждена англичанами, посредством динамита, что на долгое время должна была прекратить свои действия. Нужно признать это храбрым, молодецким делом со стороны англичан, достойным всякой похвалы. Если бы наши были более внимательны, то храбрецам бы несдобровать; но такими мы не оказались, и этот случай послужил на будущее время хорошим уроком, в смысле усиления бдительности. Трансваальские офицеры стали с этого момента строже к бюргерам, а их приказания получили больший вес в глазах подчиненных.

Генерал сэр Р. Редверс Буллер прибыль в Капштадт в начале ноября. В средине этого месяца разнесся слух, что мы скоро узнаем о том, что он назначен главнокомандующим над всеми войсками, расположенными между Эсткуртом и Колензо. Войска ежедневно усиливались подкреплениями, постоянно прибывавшими из-за океана, и начинали принимать громадные размеры.

Все возлагали большие надежды на сэра Р. Буллера, которому буры, изменив его имя, дали своеобразное прозвище. Прошло не много времени, как ему уже пришлось испробовать свои «рога». Но я не хочу говорить о том, что он делал и почему потерпел неудачи, так как 9 декабря я покинул Наталь и не мог лично за ним следить. Тем не менее, я должен сказать то же, что и весь английский народ говорил о нем, а именно то, что изо всех английских генералов, предводительствовавших в эту войну, ему пришлось оперировать против сильнейших бурских позиций, а это что-нибудь да значит.

Как я уже сказал раньше, я был только коммандантом-«заместителем». Но утром 9 декабря я получил телеграмму от президента Штейна, спрашивавшего меня, не желаю ли я, в качестве фехтгенерала, отправиться к западной границе. Эта телеграмма меня очень поразила. Я отвечал президенту по телеграфу же, прося его дать мне время подумать об этом предмете, так как я желал бы исполнить свой долг, по отношению к войне, только в качестве простого бюргера. Почти вслед за этой я получил другую телеграмму, на этот раз от г. А. Фишера, члена исполнительного совета, которого я весьма уважал, и который настойчиво требовал, чтобы я не отклонял предложения и без промедления отправился бы к западной границе.

Я чувствовал себя смущенным, но старался не поддаваться своему чувству, и вскоре решил принять назначение фехтгенералом. От комманданта Стенекампа я получил разрешение взять с собой сорок человек, бывших моими товарищами. Попрощавшись с гейльбронскими бюргерами и поблагодарив их за их доброе отношение ко мне, я в тот же день покинул лагерь. Мне тяжело было расставаться с гейльбронским отрядом, и 9 декабря останется для меня памятным днем в моей жизни.

На следующее утро я прибыль со своим штабом на станцию Эландслагде, откуда должен был ехать по железной дороге в Блумфонтейн. Я был отправлен немедленно, без малейшей задержки, в отдельном поезде, который выхлопотало мое правительство у трансваальскаго. Ни одной минуты не пропадало даром. Когда кондуктор спрашивал меня на станциях: не хочу ли я где остановиться, я неизменно отвечал одно и то же: «Нет, пожалуйста вперед!» Мы прибыли в Вильенсдрифт, и тут окончилась забава со специальным поездом для меня. Я должен был ждать шесть часов, и только ночью мог отправиться дальше с пассажирским поездом, несмотря на распоряжение правительства доставить меня, как можно скорее, на место.