Линн Виола - Крестьянский бунт в эпоху Сталина: Коллективизация и культура крестьянского сопротивления

Нестабильная ситуация начала XX в. в России создала благоприятный климат для распространения апокалиптических настроений среди широких слоев населения. Кульминацией бедствий, обрушившихся на Россию на рубеже столетий, стали начало мировой войны, затем революция и Гражданская война. Три из четырех всадников Апокалипсиса — война, голод и мор — преследовали Россию, сея смерть и разрушения. Только на полях сражений Первой мировой войны полегли почти пять миллионов человек. Еще более страшной стала Гражданская война, которая унесла жизни девяти миллионов, как солдат, так и мирных граждан, погибших в сражениях, умерших от голода и эпидемий {177} 177 Данилов В.П. Динамика населения СССР за 1917–1929 гг. // Археографический ежегодник за 1968 год. М., 1970. С. 245–246. . Многим, особенно крестьянам, казалось, что нарисованные российскими символистами апокалиптические картины будущего воплощаются в реальность.

Если революция 1917 г. частично исполнила крестьянскую мечту о черном переделе всех земель [23] «Черный передел» означал мечту крестьян о тотальном перераспределении земель. , то хаос, разрушения и человеческие потери семи лет Первой мировой и Гражданской войн оказались для крестьянства настоящим кошмаром. Огромные районы страны стали полями сражений и местом дислокации противоборствующих армий, которым было необходимо обеспечивать себя продовольствием. Именно в эти годы погибло больше всего крестьян. Конец Гражданской войны и введение НЭПа дали деревне небольшую передышку перед коллективизацией, но этот золотой век крестьянства всегда омрачался воспоминаниями о недавнем насилии и сохранившимся у многих коммунистов мировоззрением в духе Гражданской войны. Мир между государством и крестьянством был обманчивым и больше походил на временное прекращение огня, чем на последовательное сближение.

Настрой крестьянства в 1920-е гг. можно передать двумя словами неуверенность и тревога. Крестьяне продолжали относиться к советской власти с недоверием, памятуя о недавней политике насильственной продразверстки {178} 178 См.: Розит Д.П. Партия и советы в деревне. М., 1925. С. 12–17; Он же. Проверка работы низового аппарата в деревне: Основные итоги проверки низового аппарата членами ЦКК РКП(б) в 12 уездах и округах СССР. М., 1926. С. 59; Росницкий Н. Полгода в деревне: Основные итоги обследования 28 волостей и 730 крестьянских хозяйств Пензенской губ. Пенза, 1925. С. 158–159, 165–166; Каврайский В., Нусинов И. Классы и классовая борьба в современной деревне. 2-е изд. Новосибирск, 1929. С. 143–145, 154; Лицо донской деревни к 1925 г. (По материалам обследования ДКК и Дон. РКИ). Ростов н/Д., 1925. С. 40–41; Лужин А., Резунов М. Низовой советский аппарат. М., 1929. С. 150. . Сбор налогов и проведение выборов часто пугали жителей деревни и становились причиной конфликтов. В большинстве деревень и коммунистическая партия, и советский аппарат действовали так неумело и были столь малочисленны, что крестьяне имели с ними дело лишь во время подобных мероприятий и в основном по принуждению, что явно противоречило господствовавшему духу НЭПа {179} 179 См., напр.: Федин П. Классовая борьба в деревне. Воронеж, 1929. С. 5–12; Гагарин А. Хозяйство, жизнь и настроения деревни. М.; Л., 1925. С. 28; Голубых М. Очерки глухой деревни. М., 1926. С. 71; Комаров Н.Г. Лицо классового врага. Л., 1929. С. 30–32, 44–46; Лицо донской деревни к 1925 г. С. 29–31, 40–41. . Попытки коммунистов разделить деревню по классовому признаку путем создания в период Гражданской войны печально известных комбедов лишили крестьян уверенности в том, кто такой кулак, что конкретно значит быть кулаком и, следовательно, какое общественное и (по определению) политическое положение занимают их соседи {180} 180 Описание этой проблемы см.: Деревня при нэпе: кого считать кулаком, кого — тружеником, что говорят об этом крестьяне? М., 1924. См. также: Яковлев Я. Деревня как она есть. 2-е изд. М., 1923. С. 12–13; Росницкий Н. Полгода в деревне. С. 25–29. . Более того, некоторые жители деревни — особенно обеспеченные крестьяне, священники, казаки — ветераны Белой армии и другие — продолжали таить злобу на режим. Для этих групп общества, как и для многих других крестьян, окончательный исход революции все еще не был ясен. Ощущение нестабильности отражено в распоряжениях председателя одного из уральских сельсоветов, решившего, что флюгер на крыше советского здания должен быть не в форме серпа и молота, а в форме глобуса. Он мотивировал это тем, что, «если сменится правительство, придется убрать серп и молот, а глобус подойдет в любом случае». В более угрожающей форме это мнение высказали кулаки из того же региона, угрожавшие местным коммунистам: «Скоро вас в колодцах будем топить, ни одного не останется!» {181} 181 Иванова Е.А. Борьба с кулачеством в ходе строительства коллективных форм хозяйства в деревне (Тюменский округ) // Уч. зап. Могилевского гос. пед. ин-та. 1955. Вып. И.С. 108. Для многих же советская власть попросту была «не наша» {182} 182 Френкель И.Ш. Борьба с кулачеством в Курской губернии во время хлебозаготовительных кампаний 1928 и 1929 гг. // Уч. зап. Курского пед. ин-та. 1957. Вып. VI. С. 40. .

Коммунизм для большинства крестьян являлся чуждой культурой. С самых первых дней революции образ большевика в массовом сознании был связан с угрозой морали, семье и религии, чаще всего тому имелась веская причина. Коммунистическая идеология в области морали и семьи, возможно, и была проникнута освободительным пафосом, но практика в этих сферах зачастую выходила за рамки благоразумия — когда, например, комсомольская молодежь стремилась превратить секс в чисто биологическую функцию, а женщин — в предмет общей собственности. Независимо от идеологии или практики враги советского государства сгущали краски инициатив, выдвинутых в данном вопросе коммунистами. Говорили даже, что власть выпустила директиву о «национализации женщин», и это положило начало мифу, отголоски которого звучали в деревнях годами {183} 183 См.: Velidov A. The «Decree» on the Nationalization of Women: The Story of a Mystification // Moscow News. 1990. No. 8–9. P. 13. . Коммунистическое наступление на религию и церковь было гораздо более серьезным и длительным. Во время Гражданской войны советское государство поставило задачу подорвать позиции православной церкви конфискациями имущества, репрессиями, и, в перспективе, включением части православного духовенства в новую, реформированную «Живую церковь». Атака на церковь была настолько разрушительной по своим последствиям, что многие крестьяне считали, будто коммунисты — это просто-напросто безбожники и не более того. А. Селищев в своем исследовании языка революционного времени отметил следующее определение коммуниста: «Камунист, каменист — кто в Бога не верует» {184} 184 Селищев А. Язык революционной эпохи. М., 1928. С. 215. . В ходе исследовательской поездки по Московской губернии в начале 1920-х гг. один исследователь спросил в Серединской волости Волоколамского уезда деревенского парня, где местные коммунисты. Мальчик ответил, что в деревне нет коммунистов, но есть один безбожник, добавив, что он все-таки хороший человек {185} 185 Дорофеев Я. Деревня Московской губернии. М., 1923. С. 44. .