Линн Виола - Крестьянский бунт в эпоху Сталина: Коллективизация и культура крестьянского сопротивления

К духовным эмблемам нового порядка присоединились более мирские нововведения, возвещавшие о новой культуре. На смену общине пришел колхоз, в некоторых случаях даже располагавшийся на той же территории, а на смену сходу — собрание колхозников. Предполагалось, что тракторы более чем успешно заменят лошадей, однако на деле объемы производства оказались меньше необходимых. В некоторых деревнях рабочие, занявшие посты председателей новообразованных колхозов, в попытке передать опыт пролетариата колхозу попытались ввести восьмичасовой рабочий день, посменную и сдельную работу, заработную плату, трудовую дисциплину и даже фабричные гудки {152} 152 Viola L. The Best Sons of the Fatherland. P. 160–162. . Праздник масленицы наполнили новыми, чуждыми традициям культурными символами. Комсомольцы использовали масленицу, чтобы высмеять своих врагов — кулака, священника, жандарма {153} 153 См., напр.: Каврайский В., Хамармер И. Уроки классовой борьбы: Итоги выборов советов Сибири, 1928–29. Новосибирск, 1929. С. 78. . Незадолго до начала коллективизации в одной из сибирских деревень учителя и студенты провели сокращенную версию масленицы, целью которой было унизить односельчан, не выполнивших нормы по хлебозаготовкам. Они прошествовали через всю деревню с плакатами в руках, останавливаясь у домов провинившихся крестьян, где скандировали: «Вот живет враг советской власти», и прибивали на ворота изображение хозяев дома, одетых в некое подобие шаровар {154} 154 Егорова Л.П. Классовая борьба в западносибирской деревне в ходе хлебозаготовительных кампаний (1928–1930 гг.) // Осуществление аграрной политики КПСС в Сибири и на Дальнем Востоке. Томск, 1986. С. 33. Этот случай также упоминается в ст.: Угроватов А.П. Борьба коммунистов органов юстиции Сибири с кулачеством в хлебозаготовительную кампанию 1929/30 гг. // Деятельность партийных организаций Сибири по социалистическому преобразованию и развитию деревни. Новосибирск, 1982. С. 96. . Крестьянскую молодежь заставили ходить в новые школы, изучать новые предметы и новую религию взамен старой. Семьям крестьян заявили, что повивальные бабки и знахари это старо и вредно, и дали им указания, как правильно соблюдать гигиену и убирать дома. В правилах общего распорядка Колхозсоюза в Ивановском промышленном районе содержалось положение о том, что колхозники обязаны поддерживать чистоту в своих избах {155} 155 Коллективизация сельского хозяйства Центрального Промышленного района (далее — КЦПР). Рязань, 1971. С. 361. . В других местах создавались комиссии по инспектированию санитарных условий в колхозных домах {156} 156 РГАЭ. Ф. 260. Оп. 1. Д. 13. Л. 20. . [19] Большинство комиссий продолжали свою деятельность только «на бумаге». Новый порядок, иногда насаждаемый по приказу или предложению центра, иногда придуманный на местах, призван был устранить различия между городом и деревней и искоренить отсталость, неграмотность и нечистоплотность русского мужика.

Новая культура нашла отражение в новом языке — языке коммунизма и городов. Деревню захлестнула лавина аббревиатур: «колхоз» (коллективное хозяйство), «совхоз» (советское коллективное хозяйство), «МТС» (машинно-тракторная станция), «трудодень» (трудовой рабочий день) и еще много других терминов пополнили революционный лексикон, начало формированию которого было положено в 1917 г. и который большинство крестьян так и не усвоило {157} 157 См., напр., обсуждение и примеры в кн.: Шафир Я. Газета и деревня. 2-е изд. М.; Л., 1924. С. 27–30. См. также: Селищев А. Язык революционной эпохи. М., 1928. С. 210–218. . Названия деревень хотя и не были утеряны, но ушли в тень новых названий, которые советская власть навешивала на колхозы как знаки своего культурного доминирования. Сдвиг в этом направлении стал очевидным еще до начала коллективизации, когда города и деревни по всей стране присваивали себе имена партийных деятелей и «советские» названия. А.М. Ларина, вдова Бухарина и дочь Юрия Ларина, вспоминала, как ее отец убеждал одного председателя сельсовета, что его деревне можно было бы подыскать название получше, чем Кобылья Лужа. Когда Ларины через некоторое время снова проезжали мимо этой деревни, они увидели, что крестьяне переименовали ее в Советскую Лужу {158} 158 Ларина А. Незабываемое. М., 1989. С. 209. . Ко времени коллективизации новые названия часто демонстрировали такого рода иронию, хотя удивляет наименование колхоза «Шесть лет без Ленина» {159} 159 КЦПР.С. 408. . Большинство названий давались колхозам городом или партией. Колхозы называли в честь фабрик («Путилов», «АМО», «Серп и молот»), лидеров (чаще всего Ленина, Сталина, Маркса), иногда и более лирично — например, «Дорога к социализму», «Красный крестьянин», «Красная заря» [20] В Хоперском округе на Нижней Волге колхоз получил название «Смерть кулакам» (РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 37. Д. 101. Л. 49). Среди других интересных названий колхозов — «Степан Разин», «Мечта революции», «Искусство», «Правда», «Сакко и Ванцетти», «Дело Ленина», «Искра Ленина», «Колхоз ОГПУ» и т. п. (Там же. Д. 40. Л. 98). .

Новое политическое искусство — плакатное — отражало идеалы новой культуры. Как пишет Виктория Боннелл, «политическое искусство создавало картину деревенского мира, в котором бабе-крестьянке, как и традиционным крестьянским обычаям и взглядам, больше не было места» {160} 160 Bonnell V. Е. The Peasant Woman in Stalinist Political Art of the 1930s // American Historical Review. 1993. Vol. 98. No. 1. P. 67–68. . В 1930-х гг. образы мужика и бабы практически исчезли из политического творчества. Им на смену пришла «пышущая юностью и полная энтузиазма молодая колхозница, строящая социализм», ставшая воплощением нового порядка {161} 161 Ibid. P. 67–68, 78–79. . По всей деревне возвещалось о наступлении «зари коммунизма» (что созвучно одному из самых типичных названий колхоза) и смерти старого крестьянского уклада.

Коллективизация и попытки устранить различия между городом и деревней, переделать мужиков и баб в колхозников и колхозниц и с корнем уничтожить кулаков привели к созданию бездушной культуры, насаждавшейся сверху. Символы советизации и нового порядка были повсюду, однако они оставались поверхностными элементами, силой навязанными культуре, которую не так просто было уничтожить. «Коммунистическое окультуривание» деревни не приносило ожидаемых экономических результатов, предлагая очень немногое из тех преимуществ и привилегий (по общему мнению, и так скудных), которые оно дало городу. Новая культура была городским импортом, империалистическим инструментом, навязанным подчиненному народу Исконная культура крестьянства сумела выжить, хотя и потеряла при этом некоторые свои черты и была вынуждена уйти в подполье, став культурой сопротивления.