Майкл Дэвид-Фокс - Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы

И если спонсируемая Коминтерном берлинская империя Мюнценберга находилась на переднем крае сведения фотографий, текстов и графического дизайна в рамках общего нарратива, то и в ВОКСе также довольно рано пришли к осознанию способности фотографии убеждать и, следовательно, контролировать восприятие условий жизни в СССР. Фотографии, изображавшие картины социалистического строительства, продавались для публикации их в западной прессе через подразделение ВОКСа «Русс-Фото» (участие ВОКСа в производстве фильмов было гораздо менее значительным, чем влиятельная деятельность Межрабпома по импорту и показу кинофильмов). Чиновники ВОКСа видели не только то, что фотографии воспринимались международной аудиторией с меньшей подозрительностью, чем экспортируемые печатные материалы, но и то, что их публикация была коммерчески выгодной. В действительности объемы издания фотоснимков были сравнительно велики только в Германии и Франции (989 и 593 фотографии, опубликованные в Германии в 1925–1926 и 1926–1927 годах соответственно, и 657 и 702 — во Франции в те же годы, тогда как в США, Великобритании и других странах эти цифры опускались ниже 100). Однако и в этом случае международные усилия имели серьезные внутренние последствия. В 1925–1926 годах «Русс-Фото» распределило 19 833 фотографии в Москве и 1916 — в остальной части СССР, поскольку внутри страны было легче найти место для публикации {599} 599 Протокол Секретариата ВОКС, 18 мая 1926 г. // ГАРФ. Ф. 5283. Оп. 1. Д. 62. Л. 3–6. .

Одновременная соблазнительность фотографии как средства скрытой пропаганды и как источника валютной прибыли вскоре привела к столкновению. Ведь даже после снабжения обществ дружбы и советских посольств фотоснимками и массового их использования при составлении привлекательных альбомов для иностранных визитеров — само это предприятие практически никогда не требовало серьезной финансовой поддержки. В 1926 году глава «Русс-Фото» попытался расширить коммерческий потенциал своего предприятия за рубежом, что предположительно означало установление зависимости фотографического «освещения достижений СССР» от международного рынка прессы. Такое отречение от «идеологического руководства» было сразу атаковано руководством ВОКСа и категорически запрещено Каменевой. Характерно, что в 1928 году она уверяла Отдел печати ЦК, что фотоматериалы политически «очень сильны» и нуждаются в неусыпном контроле, так что тиражироваться должны только благоприятные снимки; также она настаивала на том, что проект в целом должен создать документальную «хронику нашей действительности» {600} 600 О.Д. Каменева — в Отдел Печати ЦК ВКП(б), 22 марта 1928 г. // ГАРФ. Ф. 5283. Оп. 1a. Д. 118. Л. 42–43. .

Фотографии и печатные материалы рассматривались как особо ценные средства для проникновения в страны, с которыми СССР не имел дипломатических отношений или попасть куда было труднее обычного по географическим либо политическим причинам. Работа с фашистской Италией — особенно интересный пример. В 1928 году советское посольство в Риме запросило у НКИД путеводители по Москве, а также материалы по художественной жизни, экономическим достижениям и спорту. В 1930 году уполномоченный ВОКСа при советском посольстве в Риме жаловался на то, что перестал получать даже бюллетень собственной организации, хотя с ростом в тот год дипломатических и торговых связей появилась «возможность помещать в местные журналы и газеты ряд статей об СССР». Он запросил материалы на французском языке, особенно по пятилетнему плану с последними цифрами достижений, а также статьи по вопросам образования, литературы и искусства {601} 601 [Шубин (НКИД, Отдел печати и информации) — Каменевой, б.д.], 1928 г. // ГАРФ. Ф. 5283. Оп. 1. Д. 63. Л. 90; [Е. Левин (первый секретарь советского посольства в Риме) — Ф.Н. Петрову], 10 июля 1930 г. // Там же. Оп. 1а. Д. 145. Л. 49. .

Италия установила дипломатические отношения с Советским Союзом в 1924 году, и идеологические вспышки с обеих сторон не исключали частого и вызывающего взаимное понимание сотрудничества двух этих государств в рамках антиверсальской дипломатии, а также взаимовыгодных торговых связей. Действительно, подъемы и спады антифашистских кампаний в советской прессе обычно прямо соответствовали поворотам в итало-советских отношениях. Смесь отвращения и влечения также явно присутствовала и с фашистской стороны. Если Муссолини извергал громы и молнии по поводу «заразы» социализма и «масонского зловония», распространяющегося с Востока, а другие фашистские «мыслители» легко увязывали Сталина с Фордом, обличая их в едином «большевистско-американском варварстве», то историки вывели устойчивую тенденцию привлекательности советского эксперимента не только для итальянских нефашиствующих интеллектуалов, но даже для идеологов режима. Встреча на высоком уровне Дино Гранди и Максима Литвинова в Милане в 1930 году дала сигнал к началу новой эры в дипломатических и культурных отношениях двух стран, приведшей в 1933 году к итало-советскому договору о дружбе и значительно повлиявшей на культурную дипломатию {602} 602 Clarc J.C.III. Russiaand Italy Against Hitler: The Bolshevik-Fascist Rapprochement Against Hitler. New York: Greenwood Press, 1991; Zunino P.C. L'ideologia del fascismo: Miti, credenze e valore nella stabilizzazione del regime. Bologna: II Mulino, 1985. P. 322344; Корман И.А. Договор о дружбе, ненападении и нейтралитете СССР и Италии 2 сентября 1933 г. // Россия и Италия: XX век / Отв. ред. Н.П. Комолова. Вып. 3. М.: Наука, 1998. С. 71–96. . Бюллетень ВОКСа начал регулярно поступать в Рим, советское присутствие в Италии в форме выставок и концертов усилилось, и ВОКС попросили обратить особое внимание на визиты в СССР итальянских ученых. Уполномоченный ВОКСа в Италии отметил возможность приглашения так называемых либеральных ученых — оппонентов «фашрежима» и даже «фашиствующей» публики.

Однако в годы «великого перелома» ВОКС был не способен извлечь все преимущества из потепления в итало-советских отношениях. В 1930 году чиновник советского посольства описывал, как итальянцы, услышав слово «ВОКС», начинали энергично «махать руками» в знак безнадежности, поскольку все их запросы Общество культурной связи либо оставляло без ответа, либо направляло в другие учреждения — по причинам бюрократической волокиты или чрезмерной партийно-политической осмотрительности. К 1933 году ВОКС автоматически посылал в Италию статьи, обреченные сразу отправляться в мусорную корзину, т.е. посвященные речам Сталина или очередной годовщине смерти Маркса, что вызывало лишь насмешки местного уполномоченного ВОКСа. Он сухо пояснял, что статьи, которые можно было опубликовать на английском или французском языках, были ненавистны фашистскому режиму политического террора, и сообщал, что материалы по градостроительству, медицине и искусству были бы использованы с гораздо большей эффективностью {603} 603 О различных итало-советских культурных контактах в 1930 году см.: ГАРФ. Ф. 5283. Оп. 1а. Д. 145. Л. 23, 26, 38, 41, 51. . [55] В 1933 году уполномоченным ВОКСа в Италии был корреспондент ТАСС Виктор Кин, позже уволившийся из-за того, что ВОКС запаздывал или уклонялся от утверждения его действий и не возмещал расходов на свои операции, — см.: [Письмо Кина и его заявление об увольнении], 5 сентября 1933 г. // Там же. Д. 210. Л. 12,24. Грубые ошибки, проистекавшие из инертности и бюрократизма, должны рассматриваться как значимая часть советской культурной дипломатии.