Майкл Дэвид-Фокс - Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы

К концу 1932 года, после полугода недоразумений и перепалок, напряженность достигла критической точки. Заместитель председателя ВОКСа Е.О. Лернер заявила Гиршфельду, что Арплан и другие организации, куда входили правые, «может, по нашему общему мнению, стать абсолютно отрицательным фактором для дела завоевания важных для нас прослоек интеллигенции. Мы все… прекрасно знаем, что собою представляет Арплан. Хотя мы и не разделяем Вашей точки зрения насчет его значения для полпредства». Важных сотрудников ВОКСа в их сопротивлении «курсу» Гиршфельда на завоевание Арплана поддерживали референты НКИД и другие союзники, такие как, например, работники Госплана. Однако даже самые непримиримые критики Гиршфельда были вынуждены признать, что первостепенной задачей культурной работы в Германии стало «проникновение в слои радикальной и правооппозиционнои интеллигенции» {774} 774 Е.О. Лернер (Зам. Пред. ВОКС) — Гиршфельду, 16 декабря 1932г.// АВП РФ. Ф. 082. Оп. 15. Д. 28. Папка 71. Л. 214–215; Зав. 2-м Западным отделом (Штерн). Референт (Шейман) — В коллегию НКИД, 16 ноября 1932 г. // Там же. Л. 207–208; [Штерн и Строянкер — Гиршфельду], 27 апреля 1932 г. // Там же. Л. 68. . Существует показательный документ, в котором начальник 2-го Западного отдела НКИД Д.Т. Штерн сообщает заместителю председателя Госплана В.И. Межлауку, что надежды, возлагавшиеся на Арплан, оказались преувеличенными, но, несмотря на сомнения, «нам приходится Арплану оказывать содействие» {775} 775 Д.Т. Штерн. Зам. Пред. Гос. Плановой Комиссии — тов. Межлауку // АВП РФ. Ф. 082. Оп. 16. Д. 33. Папка 76. Л. 1–2. .

Противостояние Гиршфельду по поводу Арплана имело целью сделать культурную пропаганду более открытой, а также сохранить поддержку сочувствовавших Советскому Союзу друзей из левого лагеря. Те большевики, которые первыми настаивали на том, что культуру невозможно отделить от политики, фактически оказались неспособными открыто обсуждать политические результаты собственной культурной политики в Германии из-за секретности проводимых операций. Они были вынуждены формулировать свои мнения в бюрократических распрях с руководством ВОКСа, последовавших после зарождения альянса сотрудников НКИД и Госплана в их борьбе против существенной финансовой поддержки Арплана со стороны СССР, что значительно понизило уровень значимости данного объединения для советского государства-партии {776} 776 Г. Тимм. Зав. Сектором Центральной Европы [ВОКСа] — НКИД. Зав. Вторым Зап. Отделом т. Штерну, 3 января 1932 г. // ГАРФ. Ф. 5283. Оп. 6. Д. 172. Л. 23; Ф.Н. Петров — Гиршфельду, 17 мая 1932 г. // АВП РФ. Ф. 082. Оп. 15. Д. 28. Папка 71. Л. 89; В.И. Межлаук — Петрову, 11 мая 1932 г. // Там же. Л. 88. .

В целом сотрудники-референты ВОКСа и НКИД с недоверием относились к связям с правыми и старались не ставить их во главу угла советской политики в Германии, даже когда новый курс на привлечение сторонников консервативной революции был признан открыто. Гиршфельд, напротив, делал ставку на проникновение, скрытое влияние и политический вес правых в Арплане. Здесь кроется еще одна причина, по которой была предпринята попытка искать дружбы с теми, кого относили к национал-большевикам. За формулировкой Гиршфельда о важности поиска новых источников «влияния и информации» на правом фланге стоял другой тайный интерес, который в отношениях советского государства с западными интеллектуалами проявлялся не так уж редко, — разведка и шпионаж. После 1933 года Гиршфельд оказался причастен к вербовке по крайней мере одного члена Арплана и одного видного национал-большевика в качестве советских агентов {777} 777 Гиршфельд — Шейнину, 27 октября 1932 г. // ГАРФ. Ф. 5283. Оп. 1a. Д. 196. Л. 193–195; Ланге Б., Дмитриев А.Н. Рабочее объединение. С. 204–206; Дмитриев А.Н. К истории. С. 262–266. .

У кого-то может возникнуть сомнение в значимости Арплана — относительно малочисленной и недолговечной компании интеллектуалов. Однако есть достаточные свидетельства того, что широкие контакты с немецкими национал-большевиками оказали влияние на мнения высшего советского руководства, особенно по поводу вероятной позиции Германии в отношениях с СССР в случае прихода к власти нацистов. В частности, Радек пытался установить прямой канал связи (в обход традиционной дипломатии) между Сталиным и фашистскими правыми радикалами, устраивая встречи высших советских бюрократов и немецких «национал-большевистских» интеллектуалов. Например, в середине 1932 года Радек около шести часов проговорил с членом Арплана Адольфом Грабовски, видным публицистом, работавшим в частной берлинской Политологической академии (Hochschule für Politik), бывшим членом Антибольшевистской лиги. Грабовски также информировал референтов НКИД о настроениях различных национал-большевиков, и в частности уделил особое внимание окружению журнала «Die Tat» («Дело»), откуда вышел целый ряд членов Арплана {778} 778 Отдел печати НКИД. Зав. (Уманский), Ответ, референт (Муранов) — Тов. Виноградову. Берлин, 3 сентября 1932 г. // АВП РФ. Ф. 082. Оп. 15. Д. 28. Папка 71. Л. 173; Сталин и Каганович: Переписка, 1931–1936 гг. / Сост. О.В. Хлевнюк, Р.У. Дэвис, Л.П. Кошелева и др. М.: РОССПЭН, 2001. С. 196, примеч. 9. . «Очень подробные» политические консультации с Радеком провел во время своего пребывания в Москве в составе делегации Арплана и Никиш. Он вспоминал, что на него произвели большое впечатление осведомленность Радека в делах немецких правых и его намерение сотрудничать с нацистами в случае их прихода к власти {779} 779 Niekisch E. Erinnerungen eines deutschen Revolutionars. Cologne: Verlag Wissenschaft und Politik, 1974. Vol. 1. S. 217. . Тайный канал информации, проведенный из среды немецких правых, оказывал несомненное влияние на расчеты советского руководства. В августе 1932 года член Политбюро Лазарь Каганович написал Сталину о том, что читал стенограмму бесед советских дипломатов в Германии с членом нацистской партии Эрнстом фон Ревентловом, являвшимся тогда членом Арплана, а также с военным агентом, путешественником и по совместительству профессором военной географии Оскаром Риттером фон Нидермайером, который в период тайного советско-германского военного сотрудничества в течение восьми лет жил в СССР в качестве главного представителя вермахта. Нидермайер способствовал установлению контактов между советским посольством в Берлине и лидером нацистов Германом Герингом, а через него — и с НСДАП (Национал-социалистической рабочей партией Германии). Каганович уверял Сталина:

Из записок видно, что даже фашистские элементы вынуждены заверять нас, что не намерены нарушать сложившихся с нами отношений. Это, конечно, очень важно, ибо, по-видимому, несмотря на результаты выборов, эти элементы останутся у власти в Германии [69] Каганович — Сталину, 3 августа 1932 г. // Сталин и Каганович. С. 259, 304. Составители этого издания отмечают, что указание на рост могущества Гитлера не вызвало особых комментариев со стороны Сталина, озабоченного внутренними советскими катаклизмами и желавшего избежать открытого разрыва с Германией. См. также: Политбюро ЦК РКП(б) и Коминтерн. С. 666–667. О Нидермайере см.: Seidt H.-U. Berlin, Kabul, Moskau: Oskar Ritter von Niedermayer und Deutschlands Geopolitik. Munich: Universitats-Verlag, 2002. Советское посольство в Берлине было крайне заинтересовано в Ревентлове и в 1932 году активно искало контактов с ним (Норре В. In Stalins Gefolgschaft. S. 315, 315 [примеч. 131]). .