Майкл Дэвид-Фокс - Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы

Усилия уполномоченного ВОКСа в США Константина Уманского, высокопоставленного дипломата в Вашингтоне, назначенного на должность посла в 1939 году, были типичными попытками решения проблем, с которыми сталкивались способные и энергичные советские чиновники, работавшие за границей. В свое время Уманский являлся корреспондентом ТАСС в Риме и Париже, а позже, в начале 1930-х, возглавлял отдел печати НКИД (подвергая цензуре сообщения иностранных корреспондентов как раз в годы смертоносного голода). После переезда в Вашингтон в 1936 году он стал выступать за то, чтобы перенести центр тяжести советской «культурно-политической работы» из Европы в Соединенные Штаты — в продолжение советского поворота от Берлина к Парижу и Западной Европе, начавшегося около 1933 года. Как отметил несколько лет назад один из историков, вскоре после прибытия в 1936 году Уманского в Штаты «президент Рузвельт через государственного секретаря приказал директору ФБР Гуверу провести расследование относительно потенциальных зарубежных связей фашистских и коммунистических групп в США. Поездки советского советника посольства Константина Уманского вызывали у президента особую озабоченность» {933} 933 Fox J.J. Jr. What the Spiders Did: U.S. and Soviet Counterintelligence before the Cold War // Journal of Cold War Studies. 2009. Vol. 11. № 3. P. 210. . В частности, Уманский ездил в Нью-Йорк, где у него были дела именно по линии ВОКСа.

В целой веренице острых отчетов, посланных в Москву в 1936–1938 годах, Уманский подробно писал о своих хитроумных политических и финансовых маневрах в Американо-Российском институте в Нью-Йорке, предпринятых для изгнания оттуда Дьюи и других «троцкистов». Со своей стороны, правительство США давило на него требованием регистрации всех организаций, поддерживаемых из-за рубежа. В той же мере Уманскому препятствовали все большее отчуждение богатых либеральных спонсоров и сопротивление множества симпатизировавших СССР интеллектуалов-некоммунистов, которые считали невозможным исключение из института или затыкание рта коллегам за критику показательных процессов. Как-то раз Уманский с отчаянием жаловался на то, что вынужден опираться на «группки колеблющихся нью-йоркских интеллигентов-либералов». В эпоху показательных процессов советский образ действий — посредством доверенных ключевых фигур или важнейших групп — обнаружил свою уязвимость. Имея дело с потенциально настоящими, а не вымышленными троцкистами после ареста Аросева, Уманский гневно возражал против обвинения Смирнова из Москвы в том, что он сам «слишком либерален» {934} 934 Первый отчет от Уманского поступил заместителю председателя ВОКСа Чернявскому 1 декабря 1936 года (ГАРФ. Ф. 5283. Оп. 1а. Д. 296. Л. 32–34); следующий — см.: Уманский — Смирнову, 12 апреля 1938 г. // Там же. Оп. 2а. Д. 2. Л. 24–25 (см. также л. 4, 8–12, 29, 41–45); Уманский — Смирнову [не ранее 28 октября 1938 г.] // Там же. Л. 61 (и Д. 3. Л. 162–163); Там же. Оп. 3. Д. 1003. Л. 18; Уманский — Смирнову, 19 апреля 1940 г. // Там же. Оп. 2а. Д. 4. Л. 109–116. .

С упадком ВОКСа часть его функций перешла к сильной организации с хорошими связями в верхах — к Иностранной комиссии Союза советских писателей. Ее главой был Кольцов, но повседневная деятельность велась под руководством заместителя председателя, сведущего ветерана ВОКСа и МОРП Михаила Аплетина. Иностранная комиссия держалась лучших традиций сбора информации об иностранцах, постоянно обновляя досье и личные характеристики ведущих писателей с упором на их недавние публикации и мнение об СССР {935} 935 См., например, переписку Аплетина с Элтоном Синклером за 1936-1939 годы: РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 11. Д. 78. О методах работы Аплетина см.: Stern L. Western Intellectuals. P. 174–201. .

Отношение к показательным процессам и репрессиям стало новым обязательным тестом при оценке иностранных интеллектуалов и анализе их мировоззрения, что создавало существенные трудности для советских посредников. Например, в досье Иностранной комиссии на Бертольта Брехта в 1937 году фиксировалось, что он «после процесса троцкистов проявил известные колебания», а также отмечалось, что Брехт и его жена были близкими друзьями «троцкиста», философа-марксиста и бывшего коммуниста Карла Корша. Встречаясь с иностранными гостями на месте, гиды ВОКСа докладывали, что даже «друзья», включая, например, одного инженера из Праги, быстро меняют тему беседы, явно не желая говорить о процессе по делу «троцкистско-зиновьевских террористов» {936} 936 Иностранная Комиссия ССП. Секретариат — в ЦК ВКП(б) тов. Андрееву А.А., 1937 г. // РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 14. Д. 8. Л. 12; Секретно. Р. Зельдт, инженер — Л. Лингардту, секр. Общества Культсвязи в Праге, б.д. // ГАРФ. Ф. 5283. Оп. 1a. Д. 319. Л. 14. Информацию о том, как европейские и американские писатели реагировали на показательные процессы 1937 года, см. в: РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 14. Д. 1050. Л. 1–3. .

В письме из Иностранной комиссии, написанном в сентябре 1936 года, возможно, самим Кольцовым, прямо говорится о стратегиях представления показательных процессов иностранным литераторам.

Адресатом письма был Джошуа Куниц (Кьюниц), которого А. Уолд называет одним из «самых высокообразованных» американских коммунистов-интеллектуалов и «бесспорным авторитетом в партии по русской литературе». Ключевая фигура в редакционном совете журнала «New Masses», Куниц успел попутешествовать по СССР и в 1935 году опубликовал пылкий просоветский травелог и одновременно исторический очерк «Рассвет над Самаркандом» («Dawn over Samarkand»). Эта книга (которую автор посвятил «негритянскому народу Соединенных Штатов») развивала горьковско-соцреалистские тропы «возрождения» и чудес, становящихся реальностью. Хотя Куниц получил из СССР щекотливое и ответственное задание — оправдать показательные процессы перед американскими левыми, что указывало на его благоприятную репутацию в глазах советских властей, он, по словам того же Уолда, никогда не пользовался полным доверием руководства американской компартии {937} 937 Kunitz J. Dawn over Samarkand: The Rebirth of Central Asia. New York: Van Rees Press, 1935; Wald A.M. Exiles from a Future Time; The Forging of the Mid-TwentiethCentury Literary Left. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 2002. P. 121. . По традиционной схеме письмо из Иностранной комиссии начиналось с откровенной лести: «Я знаю, что Вы прекрасный полемист». Далее предлагались темы для обсуждения и в то же время делалась попытка повлиять на аргументацию Куница: высмеивая мелкобуржуазную интеллигенцию, приветствовавшую революционные события 1917 года, но не понимавшую необходимости нэпа, автор послания называл репрессии очередным эпизодом, продемонстрировавшим, что интеллектуалы не понимают революции как целого. Куниц должен был затронуть две важнейшие для иностранных наблюдателей проблемы: обвинения в том, что, во-первых, дела и процессы были сфабрикованы, а во-вторых, признания выбивались из подозреваемых пытками и жестоким обращением, включая психологическое давление. К этим вероятным обвинениям нужно было подходить деликатно: Куницу надлежало заявить, что иностранные свидетели сами могли убедиться в том, что обвиняемые выглядели «отлично» и «полностью владели своими способностями». В целом такие доводы не должны были оставить вопросов насчет психологического состояния признавших себя виновными и убеждали читателей в том, что «признание было добровольное и законное» {938} 938 Иностранная комиссия ССП. Нью Мессис. Джошуа Кьюнитс, корреспондент «Нью Мессис», член КП США, 4 сентября 1936 г.// РГАЛИ. Ф.631. Оп. 14. Д. 1046. Л. 3–6. Куниц позже опубликовал статью в двух частях: Kunitz /. The Moscow Trial // New Masses. 1938. 15, 22 March. . Доводы, предписанные Куницу для использования, поразительно напоминают освещение январского показательного процесса 1937 года в книге Фейхтвангера «Москва 1937» — особенно его утверждения, оспоренные другими наблюдателями, о «несомненно свежем виде обвиняемых и их общем физическом и умственном состоянии», а также его акцент на нормальном психологическом состоянии тех, кто признал себя виновным {939} 939 Фейхтвангер Л. Москва 1937: Отчет о поездке для моих друзей. Гл. 7 // Два взгляда из-за рубежа. С. 242. . [79] Пятаков, подвергавшийся пыткам в течение тридцати трех дней, был похож, согласно одному свидетельству, на «свою тень, на скелет с выбитыми зубами» (Tzouliadis Т. The Foresaken. P. 114). Несомненно, Фейхтвангер получил те же инструкции, что и Куниц, только, скорее всего, в устной форме.