Майкл Дэвид-Фокс - Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы

ВОКС разными способами влиял на политику зарубежных поездок. Он сам по себе являлся распределительным центром для оформления приглашений из-за границы и мог, таким образом, быть главным спонсором поездок за рубеж. Начиная с 1924 года Комиссия заграничной помощи, а затем ВОКС, часто совместно с соответствующим советским посольством, играли заметную роль в определении желательности поездки тех или иных деятелей искусства, музыкантов и актеров на гастроли. ВОКС также зачастую поддерживал ходатайства о выезде за рубеж членов других организаций, так что масса ученых, студентов и прочих представителей интеллигенции активно искали содействия ВОКСа. И последний представлял ходатайства и официальные документы в поддержку отъезжавших соответствующим чиновникам. Связанные с реализацией инициатив ВОКСа деятели, такие как лингвист и фонетист С.К. Боянус, надеявшийся съездить в Лондон в 1928 году, получали помощь. Боянус помогал в осуществлении новой программы ВОКСа по продвижению «иностранных языков в массы», и его работа была поддержана как приносившая несомненную «общественную пользу». Когда специалист по саамскому языку профессор Грюнер — чей доклад об условиях жизни советских ученых произвел на уполномоченного ВОКСа в Швеции хорошее впечатление — в 1927 году, вынужден был «буквально голодать», ВОКС предпринял попытку достать 500 руб. в особом Валютном управлении, чтобы оплатить его долги, учитывая прошлые заслуги Грюнера и ущерб, наносимый престижу советского государства бедственным положением такого ученого. Профессор В.В. Бунак, директор Института антропологии при Первом МГУ, в 1930 году собрался поехать в Лондон на конференцию Международной федерации евгенических организаций. Англо-американский сектор ВОКСа полностью поддержал его заявление, потому что профессор был готов выступить в Британском обществе культурных связей с докладом о положении советских ученых, в котором опровергал информацию «Таймса» и других источников о том, что «беспартийным ученым не дают, мол, возможности заниматься научной работой и т.д.» {303} 303 Киселева Н.В. Из истории борьбы советской общественности за прорыв культурной блокады СССР (ВОКС: середина 20-х — начало 30-х годов). Ростовна-Дону: Изд-во Ростовского ун-та, 1991. С. 26–27. О ручательстве Каменевой за Боянуса и о его поддержке см.: ГАРФ. Ф. 5283. Оп. 1. Д. 104. Л. 128; он получил отказ на уровне Наркомпроса 21 февраля 1930 года (см.: Там же. Оп. 8. Д. 79. Л. 204). О Грюнере см. письмо Каменевой от 10 декабря 1927 года (Там же. Д. 81. Л. 141). О Бунаке см.: Там же. Д. 79. Л. 171–172.

Итак, послужной список, предъявляемый кандидатом на выезд, и политико-идеологическое обоснование необходимости его поездки с точки зрения международной политики были главными соображениями при составлении характеристик, которые советские чиновники рассылали по инстанциям своей системы. Эти же категории обычно использовались при рассмотрении дел, связанных с групповыми поездками, выставками и политическими мероприятиями, в которых сотрудники ВОКСа участвовали в качестве членов комиссий высокого уровня. Соображения технической компетентности могли заменить политическое обоснование, как это имело место, например, на специальном заседании комиссии Оргбюро при участии Каменевой, когда была утверждена поездка советской делегации на международную кинематографическую выставку в Голландию. Решающим аргументом стало то, что одиннадцать советских режиссеров смогут познакомиться с новейшими достижениями «кинопроизводства на Западе» {304} 304 Протокол заседания Комиссии Советского Отдела на международной Выставке Кинематографии в Голландии…, 23 марта 1928 г.; Зам. Пред. Совнаркома A.M. Лежава — Учраспред ЦК ВКП(б), секретно. Копия — тов. Ольховому, Киносекция Агитпропа ЦК ВКП(б) // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 85. Д. 663. Л. 133–136. .

Когда чиновники, которые давали согласие (или отказ) на предоставление вожделенных командировок другим, сами изъявляли желание путешествовать, им приходилось использовать то же сочетание льстивого выпрашивания и демонстрации политической лояльности, какое они наблюдали у собственных клиентов. Сама Каменева сообщала в секретариат ЦК, что ее двухнедельный отпуск в Турции был рекомендован врачами и получил «полную поддержку» со стороны Чичерина и Микояна. Это было бы важно не только для ВОКСа, но и в целом для взаимоотношений с незападным миром: «Неоднократно восточные послы мне шутя отмечали, что я проявляю особые симпатии к Европе, а им не уделяю внимания». Выдача разрешений на зарубежные поездки была постоянной заботой партийной и государственной номенклатуры самого высокого уровня. Радек, который в начале 1920-х годов был главным странствующим стратегом Коминтерна, писал Сталину, что его не выпускают из страны, после того как он попал в опалу в качестве члена троцкистской оппозиции. Но теперь, будучи советником Сталина, он просил направить его как корреспондента «Известий» на конференцию по разоружению в Женеву; там он также смог бы, по его предположению, сыграть определенную роль в обеспечении признания СССР Соединенными Штатами, вступив в переговоры с американскими представителями после избрания Франклина Рузвельта президентом страны. Политбюро удовлетворило его просьбу {305} 305 Каменева — в Секретариат ЦК [лето 1927 г.?] // ГАРФ. Ф. 5283. Оп. 1a. Д. 97. Л. 70; Радек — Сталину, 1 мая 1932 г. // РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 789. Л. 48, 54–55, 58. .

Отношения по принципу «патрон — клиент», свойственные функционированию советской системы в целом, часто служили доказательством того, что в советском государстве личные связи преобладали над институциональными. Патерналистские связи, зародившиеся, по общему мнению, еще до Нового времени, — это именно то, что Шейла Фицпатрик назвала «архаизирующей» чертой сталинизма. При советском патернализме, как отметила Фицпатрик, «окончательные решения по распределению ресурсов принимались бюрократами исходя из личных, а не законных с бюрократической точки зрения соображений» {306} 306 См.: Fitzpatrick S. Introduction// Stalinism: New Directions. London; New York: Routledge, 2000. P. 11; Eadem. Everyday Stalinism: Ordinary Life in Extraordinary Times. Soviet Russia in the 1930s. Oxford: Oxford University Press, 1999. P. 109–114 [цит. с. 114] [Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм: Социальная история Советской России в 1930-е годы / Пер. Л.Ю. Пантина. М.: РОССПЭН, 2008]; Eadem. Intelligentsia and Power: Client-Patron Relations in Stalin's Russia // Stalinismus vor dem zweiten Weltkrieg: Neue Wege der Forschung / Ed. M. Hildermeier. Munich: R. Oldenbourg Verlag, 1998. S. 35–53. . Однако взаимодействие между ВОКСом и интеллигентами, выезжавшими за границу, — это пример многолетних отношений между партийно-государственными патронами и их клиентами, основанных именно на институциональных целях партии-государства, а не на личностных интересах. Даже если интеллигенция выражала свою благодарность с помощью персоналистского языка, типичного для советских патерналистских отношений (глубокое уважение, благодарность, внимание и дружба), стратегии и приоритеты, регулирующие эту систему покровительства, определялись бюрократически и были мотивированы идеологически. Советская патерналистская система могла быть в одно и то же время субъективной и укорененной в официальных ведомственных подразделениях в высшей степени забюрократизированного партийно-государственного аппарата {307} 307 См., например: [Проф. Ю. Шокальский — А.Я. Аросеву], 22 июля 1936 г.// ГАРФ. Ф. 5283. Оп. 1а. Д. 308. Л. 80.0 недооценке учреждений и показательном «институциональном упрямстве» советского государства см.: Kotkin S. Mongol Commonwealth? Exchange and Governance across the Post-Mongol Space // Kritika. 2007. Vol. 8. № 3. P. 487–531 [особ. с. 526]. Анализ «гибридного режима», сочетающего персонализм и модерное бюрократическое управление в контексте позднего сталинизма, см. в работе: Gorlizki Y. Ordinary Stalinism: The Council of Ministers and the Soviet Neopatrimonial State, 1946–1953 // Journal of Modern History. 2002. Vol. 74. P. 699–736. . Например, в своем исследовании покровительства и культа Сталина Ян Плампер доказывает, что, в отличие от нацистской Германии, «новые клиенты должны были “захотеть” стать клиентами и от них требовалось выказывать признаки “веры”» {308} 308 Плампер Я. Алхимия власти: Культ Сталина в изобразительном искусстве / Пер. Н. Эдельмана. М.: Новое литературное обозрение, 2010. С. 253. . Специфика этого характерного советского идеологического персонализма заключалась в том, что патерналистская система распространялась и на зарубежных клиентов. Данная система была включена в ведомственные структуры, охватывала международные связи и подчеркнуто отражала значимость идеологии в коммунистическом государственном устройстве.