Анна Семенова - Император Всероссийский Павел I Петрович

Анна Петровна Лопухина. Художник В. Л. Боровиковский.

Перед подъемными мостами, через которые входят во дворец…, с двух сторон широкой дороги выстроены два павильона с колоннадой; они предназначены для статс-дам и фрейлин. Генералитет будет занимать нижний этаж замка. Шпиль императорской часовни очень высок и покрыт так же, как на Адмиралтействе, червонным золотом. Эта часовня богато украшена и посвящена Михаилу Архангелу. Дворец называется Михайловским… Сад этого дворца представляет обширное место, окруженное стеной семь-восемь футов вышины. Там построены большие и просторные здания для теплиц, оранжерей и зимних садов». Современные исследователи склонны видеть тесную связь религиозных воззрений Павла и образной структуры Михайловского замка. «По всему складу своей натуры, моральным устоям и характеру умственных интересов Павел с его глубокой религиозностью, романтическим пристрастием к средневековому рыцарству, душевной экзальтированностью не мог не принимать близко к сердцу духовно-нравственных исканий масонства и мистических настроений его идеологов», – писал А. Г. Тартаковский. Л. В. Хайкина считает, что есть некоторые основания предполагать, что мысль посвятить замок Архангелу Михаилу могла возникнуть у императора под впечатлениями от неосуществленного В. И. Баженовым проекта Кремлевского дворца, чертежи которого были широко представлены в библиотеке Павла. Автор подчеркивает, что генезис и природу архитектуры Михайловского замка определяли не только художественные устремления, но и религиозно-философское сознание эпохи.

Ко времени переселения императора в замок в его личной жизни происходила тяжелая драма. Под воздействием ряда причин он удалился от Марии Фёдоровны. Постепенно многое в ее поведении стало раздражать Павла. Императрица приближала француских эмигрантов, выходцев из Германии, оценивала многие политические моменты, «исходя из мелочных соображений семейного характера», – пишет биограф Павла Е. С. Шумигорский. Мария Фёдоровна «вмешивается во все дела, окружает себя немцами и позволяет обманывать себя нищим» (эмигрантам), – шептались в окружении Ф. Ростопчина. Здоровье императрицы пошатнулось после рождения девятого, последнего ребенка – великого князя Михаила врачи посоветовали ей не иметь больше детей, рекомендовали тихую уединенную жизнь в Павловске. Интриганы, представлявшие разные партии при дворе, вносили свою лепту в семейные проблемы. Павел не забывал, что Екатерина в свое время пыталась использовать Марию Фёдоровну в попытках лишения его права на престол, популярность императрицы, связанная с ее благотворительной деятельностью, также начинала его беспокоить. Придворные знали о некорректном обращении Павла с женой, обострявшем общее раздражение. Отношения с Нелидовой, которая стала поддерживать партию Марии Фёдоровны, ушли в далекое прошлое.

На таком фоне, находясь в Москве, император обратил внимание на красивую брюнетку – девятнадцатилетнюю дочь сенатора Лопухина Анну Петровну. Этой симпатией воспользовалась придворная партия с графом Кутайсовым во главе, враждебная императрице Марии Фёдоровне и Е. И. Нелидовой и желавшая заменить последнюю своей ставленницей. Павлу I представили молодую девушку сильно в него влюбленной, что еще больше усилило его чувство к ней. Узнав о подготавливаемом переезде Лопухиных в Петербург, императрица написала Анне Петровне письмо с советом оставаться в Москве. Письмо это дошло до сведения Павла I и вызвало его сильнейшее негодование. Последовала серия увольнений, по приказанию Павла семья Лопухиных переехала в Петербург. Там Анна Петровна, щедро облагодетельствованная императором и назначенная камер-фрейлиной, вышла замуж за друга детства, князя П. Г. Гагарина, сохраняя отношения с императором, который видел в ней свою последнюю любовь. Он открыто выражал свое чувство к ней: ее именем назывались корабли («Благодать» – русский перевод еврейского имени Анна), ее же имя красовалось на знаменах гвардии. Красный цвет, любимый Лопухиной, стал любимым цветом Павла, а значит, и двор стал отдавать ему предпочтение. Чтобы удовлетворить страсть Лопухиной к танцам, император часто давал балы. Она любила вальс, и этот танец, прежде запрещенный при дворе, благодаря ей был снова введен в моду. Так как обычный придворный костюм мешал Лопухиной танцевать и она находила его недостаточно элегантным, то император отменил его, чем очень огорчил императрицу. Графиня В. Головина так описывала царскую фаворитку: «Лопухина имела красивую голову, но была невысокого роста, дурно сложена и без грации в манерах; красивые глаза, черные брови и волосы того же цвета, прекрасные зубы и приятный рот были ее единственными прелестями; небольшой вздернутый нос не придавал изящества ее физиономии. Выражение лица было мягкое и доброе, и действительно Лопухина была добра и неспособна ни желать, ни делать чего-либо злого, но в то же время она была недальнего ума и не получила должного воспитания». Ей были отведены апартаменты во дворце, затем в Михайловском замке, куда вела потайная дверь из комнат императора.

К началу нового, XIX века недовольство политикой императора в России стало принимать угрожающие для него размеры. Им были недовольны рядовые дворяне, придворные и, самое опасное для него, войско. Реформы в армии, уничтожавшие традиции побед эпохи Екатерины, когда везде звучал неофициальный гимн на слова Г. Р. Державина «Гром победы раздавайся, веселися, храбрый Росс!», приводили к всеобщему глухому ропоту. Деспотизм военоначальников типа А. А. Аракчеева также вызывал сопротивление. В литературе известна попытка суворовских офицеров создать в провинции – в Смоленской губернии тайное общество, направленное против павловских порядков. В 1797 году полковник Каховский, родной брат по матери будущего героя Отечественной войны Алексея Петровича Ермолова, предлагал Суворову поднять армию против засевших в Петербурге гатчинцев и двигаться на Петербург. А. П. Ермолов вспоминал о предложении, сделанном братом Суворову, перестать повиноваться Павлу и использовать против него свои войска. На что полководец перекрестил рот собеседника и сказал: «Молчи, молчи, не могу, кровь…» Тайное общество было разгромлено, одних сослали, других лишили чинов и дворянства и разослали по крепостям. После прихода к власти Александра Первого они были амнистированы.

Произвол, царивший в стране, уже пережившей екатерининскую «законную монархию», неуверенность в завтрашнем дне, капризность и вздорность императора, его указы, ограничивающие личные свободы, вызывали все большее негодование. Чего стоили, например, требования выходить из кареты в любую погоду и кланяться при встрече с каретой императора. По столице ходило множесто анекдотов о его странных поступках. Так, однажды император вызвал к себе петербургского почтмейстера И. Б. Пестеля, отца будущего декабриста, и обрушился на него за то, что тот пропустил французскую газету, в которой говорилось, что Павел велел отрезать уши известной актрисе Шевалье. Известный мемуарист Н. И. Греч воспроизвел следующий диалог: «Как вы, милостивый государь мой, посмели пропустить газету, в которой сказано, что я приказал отрезать уши мадемуазель Шевалье?»