Марк Вишняк - Дань прошлому

Профессора-специалисты принадлежали все к умеренному лагерю и держались особняком. Все они были чрезвычайно корректны и в речах, и в личном общении. Официальнее других держался Николай Иванович Лазаревский - тощий и подобранный, он и в Особом совещании был скорее чиновником, чем профессором. Проще всех держался Владимир Матвеевич Гессен, - первоклассный ученый и превосходный лектор. Когда я ему признался, что отказался ехать в Петроград магистрироваться, потому что боялся его, как экзаминатора, он замер на тротуаре, по которому мы шли, и стал громко и неудержимо хохотать:

- Вы меня испугались?.. Меня?.. Он делал два шага и снова повторял то же, хохоча и сотрясаясь всем своим грузным корпусом.

Агрессивнее других выступал Маклаков и особенно его друг Аджемов, порою снижавший уровень дебатов. Исключением был, конечно, Козловский, Мечислав Юльевич, представлявший большевистскую партию и получивший вскоре малозавидную известность в качестве посредника по финансированию большевиков из немецких средств. Первое же его выступление было вызывающим. Оно было направлено на опорочение личного состава совещания: имущие классы имеют в нем "несомненное и явное большинство", доказывал Козловский.

Имущие представлены 36%, а трудящиеся - всего 30%, Совещание, поэтому, антидемократично. Его одного за всё время остановил председатель за некорректное выражение. А 7-го июля, одновременно с предписанием правительства об аресте Ленина, Зиновьева и Каменева, Козловский был лишен правительством звания члена Особого совещания и надолго исчез с моего горизонта.

И левые члены Совещания не были близки друг другу. Мы не составляли особой "фракции" и выступали каждый от своей группы, часто споря друг с другом даже с кафедры.

Обратился ко мне однажды Владимир Абрамович Канторович, представитель еврейского Бунда:

- Когда же, наконец, вы уберете этих предателей, Ленина, Троцкого и компанию?

- Почему "вы", а не "мы"? - естественно заинтересовался я.

- Потому что это ваше дело, эс-эров.

- А ваше? Что будете вы делать?..

- Мы, мы будем вам сочувствовать.

Очень умеренный социал-демократ, работавший в "Днях" вместе с Потресовым, Ст. Ивановичем, Загорским, Канторович и в 17-ом году не мог еще отрешиться от мысли, что "мелко-буржуазные" эс-эры самой историей предопределены расчищать дорогу для восходящего на историческую арену пролетариата.

Оживленные споры вызвал вопрос об избирательном возрасте. Более умеренные члены совещания предлагали связать избирательный возраст с достижением гражданского совершеннолетия в 21 год. Винавер и Маклаков аргументировали a fortiori: если человек не имеет права подписать вексель или выдать заемное письмо, как можно предоставить ему право решать судьбы страны и народа.

Венедикт Александрович Мякотин отстаивал избирательный возраст в 20 лет, согласно тому, как значилось в программе эн-эсовской партии. Все признавали, что при установлении избирательного возраста следует исходить из какого-либо принципа. Но каждый, кто предлагал тот или иной срок, делал это, как мне казалось, совершенно произвольно. Приходилось считаться с тем, что "доблестным защитником родины", то есть призванным в армию и флот, хотя бы они и не достигли совершеннолетия, правительство уже обещало предоставить избирательное право. И вот одни предлагали ограничиться предоставлением избирательных прав только тем, кто находится на фронте. Другие, наоборот, - только находящимся в тылу. Мякотин считал почему-то "немыслимым" предоставить избирательное право пошедшим на войну добровольно.

Я доказывал, что все эти предложения произвольны. В частности, требование гражданского совершеннолетия для пользования избирательным правом я считал характерным для цивилистов перенесением принципа гражданского права в отношения, регулируемые правом публичным. Установление разных возрастных сроков для находящихся на военной службе и на ней не находящихся - было бы явным нарушением элементарного начала равенства. Если, по обстоятельствам военного времени, винтовка дана и не достигшим совершеннолетия по устаревшему Х-ому тому Свода Законов, нельзя не дать им и избирательного бюллетеня. Существует публично-правовой принцип - нет обязательств без прав, нет прав без обязательств, - и его надлежит применить в данном случае.

Я знал, конечно, что в программах всех социалистических партий избирательный возраст указан в 20 лет. Но революция разрушила не только царский режим. Она разрушила и все политические программы. Ни одна из них не предвидела революции во время войны или войны в ходе революции. И все программы находятся в процессе пересмотра и перестройки. Поэтому, чтобы избежать произвольного гадания - 21 или 20, 19 или 18, - я предложил установить избирательный возраст согласно возрасту досрочного призыва.

Не без удовлетворения прочел я, недавно, что и кандидат в президенты Соединенных Штатов ген. Айзенхауэр, высказавшийся за понижение избирательного возраста до 18 лет, мотивировал это тем, что "если человек достаточно зрел, чтобы воевать, он достаточно зрел, чтобы голосовать" (Речь в Детройте 15 июня 52 г.). В том же смысле высказались позднее вице-президент Никсон и председатель республиканской партии Леонард Холл.

Моя аргументация и предложение встретили энергичный отпор со стороны Маклакова, Аджемова и, конечно, более правых членов совещания. Но возражали мне и левые: эн--эс Мякотин и эс-эр Питирим Александрович Сорокин, бывший делегатом от Совета Крестьянских Депутатов. Мне доказывали, что государство вправе пользоваться услугами граждан и налагать на них повинности совершенно независимо от того, считает ли оно их пригодными для выражения народной воли. "Как же вы хотите, чтобы не имеющий права распоряжаться своим имуществом, был призван правоспособным говорить за все 160.000.000 русских граждан? Где же тут логика?" - возмущался Маклаков.

"Не возбуждая известного рода недоверия к самому Учредительному Собранию, как вы хотите, чтобы несовершеннолетних, неправоспособных людей, которых само государство считает недостаточно зрелыми, звать к избирательным урнам", перефразировал он всё ту же мысль. Приводились и другие доводы.

Были, однако, и защитники, если не предложенного мною определения избирательного возраста, но всё же его понижения. Так, Брамсон сообщил, что комиссия при Совете рабочих депутатов сначала предлагала 20-летний избирательный возраст, но "после всестороннего обсуждения" остановилась на 18 годах. Ссылаясь, как и я, на "комплекс обязанностей, которому должны соответствовать известные права", Брамсон привел и другие соображения. Для нормального времени требуется большая зрелость; для революционного же большая готовность нести жертвы, нужен приток к избирательным урнам свежих, молодых сил.