Владимир Бонч-Бруевич - Знамение времени - Убийство Андрея Ющинского и дело Бейлиса (Впечатления Киевского процесса)

- А вы грамотны?

- Я-то?

- Ну да...

- Чуток... До восемнадцати лет учился, так малограмотный: читаем по складам, а писать... фамилию подписываем.

LIX.

Сообщник Сингаевского - Рудзинский.

Его пригнали из каторги, которую он только что отбыл; из Сибири пришел он по этапу... Вошел в залу суда широкой, размашистой походкой, которой привыкают ходить {153} каторжане-кандальники, переставляя ногу за ногу, волоча тяжелые и неудобные кандалы, перехваченные на поясе...

Упругий, словно молодой медведь, он знать ничего не знает, уверен в себе, тверд, стойко хранит он тайны каторги, не нарушая ни одного ими усвоенного, признанного правильным, обычая...

Как легко и как твердо отпирается он от всего, даже от ясной очевидности!

- Вы знакомы с сестрой Сингаевского?..

- С Зинаидой...

- С какой?

- Да, да, знаком...

А на самом деле он более, чем знаком, он близок с ней...

И что же? Вы думаете он знает других членов семьи своей невесты? Отнюдь нет...

- Видали ли вы Веру Чеберяк, сестру Зинаиды Сингаевской...

- Никогда!..

- Как никогда?!. На одном дворе жила, в одной семье бывали и не встречались!

- Нет, не знаю!

- Но может быть вы слышали в тюрьме про Верку-чиновницу?..

- Никогда не слыхал...

Вот она твердость, вот они нравы этой своеобразной среды.

- А что, предателей в тюрьме не хвалят?.. - гудит Шмаков...

- Нет, - оправляется Рудзинский, - у нас таких не любят...

- А болтливые среди вас бывают?

- Кто ж их знает, может и бывают...

- А вы как?

- Я - молчалив...

Вот они, эти товарищи Латышева, который не вынес натиска жизни и бросился вниз головой с третьего этажа...

- Кто же убил Ющинского?

И когда выходили в перерыве видевшие очную ставку - везде только и было слышно: преступление открыто, мы видели убийц. {154}

LX.

Латышев.

Загадочный член шайки громил, группировавшейся возле Чеберяковой, третий из тех, кого видела Дьяконова у этой чиновницы через несколько часов после убийства Андрея Ющинского, Васька Рыжий, он же Латышев, был душой и вдохновителем всей этой шайки. С сильной волей, полный самообладания, это он разрабатывал различные планы самых рискованных разгромов, тех преступлений, где нужно было вершить "мокрое" дело, т. е. не щадить человеческую жизнь, приводя в исполнение грабежи и разбои, которые давали этой шайке средства к жизни, веселию и попойкам.

Если Сингаевский, тупой и злостный, играл здесь роль простого исполнителя намеченных злодеяний, если Рудзинский был "министерской головой", расписывающей различные узоры на теле ими же убитого Андрея Ющинского, лишь бы скрыть следы преступления, то Латышев был вдохновителем, главным лицом при исполнении всего дела, не любивший вмешиваться в подробности и мелочи, редко когда прикладывавший непосредственно руку для убийства, но всем всегда распоряжавшийся, наблюдавший за ходом дела, чьи приказания исполнялись беспрекословно.

В кулуарах суда много рассказывалось про этого героя киевского уголовного мира. Говорилось, что он, Латышев, ненавидел кровь, совершенно не переносил ее вида и очень был недоволен, когда "работали" не чисто и намеченная жертва отправлялась на тот свет не сразу, а продолжала жить, мучилась - это было вне правил этого своеобразного героя. Говорили, что когда полупьяные убийцы Андрея Ющинского нанесли ему много ударов, и кровь полилась из мальчика ручьями, - Латышев возмутился, выругал своих сообщников, не мог вынести вида крови и его... стошнило!.. А когда через некоторое время Ющинский стал вновь обнаруживать признаки жизни, зашевелился и исступленные и обезумевшие убийцы, все залитые кровью, стали неверной рукой вновь и вновь наносить удары этому несчастному мальчику, попадая, куда попало, он, этот рыцарь киевских громил, со злобой и ненавистью обрушился на своих {155} сообщников, выхватил швайку, - и нанес смертельный удар юноше, прекратив его мучения.

И когда окровавленные убийцы, бросив труп мальчика, спасались у своих родственников, меняя пальто и костюмы, залитые кровью, он обдумывал новый план. Он знал, что в Киеве для них почва слишком горяча; он знал, что такое дело не могло не обратить на себя внимания всех, почему сейчас же бросается энергично заметать следы. Со своими товарищами делает он ночной набег на магазин на Крещатике, таким образом добывает средства и все втроем, эти неразлучные друзья, едут в Москву, где кутят и попадаются...

А дальше? Дальше, когда ему, этому Латышеву, напомнили об убийстве Ющинского и чуть только прикоснулись к этому делу, заподозрив его в причастности к нему, он... он бросается вниз головой из окна камеры судебного следователя и расшибается на смерть.

Так отчаянно кончил свою бурную, мятущуюся жизнь этот яркий тип киевской уголовщины.

Поразительно только то, почему эти регистрованные громилы,-так несомненно близко стоявшие к тому дому, где был убит Андрей Ющинский и где они были своими людьми, деятели, чьи руки несомненно обагрила кровь этого юноши, - так и не были привлечены к судебному следствию.

LXI.

Супруги Малицкие.

Она жила под квартирой Чеберяковой. Из квартиры Малицкой прямой ход в винную лавку, в "монополию", где она сиделица. Служит девять лет.

С Чеберяковой стала знакомиться. Потом, "раскусив ее", отвернулась...

- Она мне раньше всякие вещички предлагала, покупать... Хорошо, что я не покупала... Все у ней краденое оказалось.

А потом, смотрите, какая она: все прислугу мне навязывала, я чуть было не взяла, а как стали об ней сомневаться, - мне в полиции карточки воровок показали, я и {156} опознала ту, которую мне в прислуги-то хотели поставить... А у меня ведь казенные деньги, обокрали бы, а мне отвечать...

И вот эта женщина, которой Чеберякова грозила выжечь глаза, рассказывает, что 12 марта она слышала возню там, во втором этаже, в квартире Чеберяковой, сильный детский крик, торопливые шаги нескольких мужчин, и перенесение чего-то тяжелого..

Показание ее маленькое, на которое в другое время, может быть, не стоило бы обращать внимания, но теперь, когда так сгустились тучи над квартирой этой чиновницы, право, каждая мелочь становится важна...

- А что скажете про собак?

- Собаки-то? Их отравили, они же отравили их...

- А сколько их было?

- Да вот одна белая с желтеньким, да другая черноватая, а третья к ним в гости ходила... Всех их и уморили.

Этот комичный оборот речи с собачьими гостями оживляет зал, где трудно дышать от жары...

Муж Малицкой подтверждает рассказ жены, говоря, что, как только он услышал все это от жены, сейчас же "наказал" ей пойти все рассказать начальству, что она и сделала.

LXII.

О том, как евреи подкупают свидетелей.

Сижу я на этом процессе вот уже больше двух недель и все слышу перекрестную перекличку со стороны обвинителей: все намеки какие-то, дурные, скверные. Определенно не говорят, что именно, а в публике отражается словами: "подкупили", "купленный". И все евреи! Мне было очень обидно думать: как это так? Идет эдакая обыкновенная русская женщина, - дурна-ли, хороша-ли, - но совесть-то у ней не продажная, по глазам видно...