Н Бухарин - О мировой революции, нашей стране, культуре и прочем

Умереть с верой в прочность капитализма проф. Павлов может, но мы бы от всей души не пожелали ему такой веры: слабое утешение для такого сильного ума.

У старого мира нет будущего. У него нет поэтому никакой великой об'единяющей идеи, которая бы сплачивала людей, цементировала их отношения. Параллельно с хозяйственно-политической наклонной, упадочной, линией бежит и линия идеологического распада. Шпенглеры, Кайзерлинги, теософы, восточные мудрецы, гадалки, негритянские танцоры, курильщики опиума, святые пророки, утонченные эротоманы, отвратительные скептики, Штейнеры, Андреи Белые, кликуши обоего пола, заумники всех мастей - вот герои современного капитализма.

Передо мною интереснейшее исследование немецкого профессора Frobenius'a - "Das unbekannte Afrika". В этой работе почтенный профессор хватается за негров и старинную культуру их, как за последний якорь спасения. "Страсть к далекому"

(Sehnsucht nach Fernem), к "наивному и нетронутому", "бегство из атмосферы пота и машины"*15 - двигают его на научные подвиги. В Африке его удивляет прежде всего тупой консерватизм отношений: "Welches gewaltige Beharrungsvermogen!"*16.

"Монументальный покой" - вот идеал. Африка, видите ли, спасет мир! Раньше, до войны, кричали в воинственном азарте:

Nach Afrika! Nach Kamerun!

Теперь хватаются, несчастные и жалкие, за допотопные реликвии, чтобы приобщиться к истоку жизни. Но чудес не бывает. Трупы не оживут. Зато рабочий класс продолжит дело культуры и цивилизации. Он не боится ни запаха пота, ни шума машин. И твердой рукой он будет делать свое всемирно-историческое дело.

4. Об'ективное значение революции и второй тупик мысли профессора Павлова.

Академик Павлов великодушен: он готов сделать нам "уступку" и признать, что, по крайней мере, наша-то революция есть факт (да благословят его боги г-на Бердяева!). Но - думает наш профессор - ведь, по случаю этого факта не "осанну", а, пожалуй, "караул!" кричать надо.

"Затем, - пишет он, - если бы в элементах нашей революции было бы что-нибудь такое, что могло бы пособить, это другое дело. Вот вы несчастны, а мы очень счастливы, мы поможем вам, как выйти из этого затруднительного положения. Но этого ничего нет".

Теперь эта "злая" (в ковычках) ирония проф. Павлова над нами уже превратилась в злую (без ковычек) иронию проф. Павлова над проф. Павловым. Ибо, когда, например, коллеги нашего оппонента на с'езде ученых постановляют оказать помощь ученым Германии, когда то же делают наши профсоюзы, то за этими, сравнительно мелкими, фактами на самом деле скрывается целый принципиальный переворот, опрокидывающий целиком Павловские построения. Мы далеко еще не "счастливы", а вот жиры германским ученым посылаем, хлеб рурским рабочим посылаем, вообще налаживаем экспорт в Германию, а своей вооруженной мощью (одним фактом ее существования) удерживаем кое-кого от окончательного раздела Германии. Что же, все это не факты и не действительность, которую так любит (как "категорию")

проф. Павлов? И если проф. Павлов любит действительность (критерий истины) не платонической любовью, die keine Kinder produziert (ибо платоническая любовь чрезвычайно мало подходит к стилю физиолога-экспериментатора), то не пора ли сделать кое-какие практические выводы?

Необходимо, прежде всего, осмыслить вышеприведенные факты.

Основной вывод, который нужно сделать, это - тот вывод, что большевистская революция спасла страну от разгрома и превращения в колонию.

Понимает ли проф. Павлов, что кроме пролетариата и его партии в России не было силы, которая могла бы вывести ее из империалистской войны и уберечь ее от настоящего разгрома и разложения? Пробовал ли он хоть примерно подсчитать, что стоили России одни проценты по государственному долгу? Читал ли проф. Павлов, как хозяйничали японцы, англичане, французы и проч. на территориях, занятых в свое время белыми? И так далее и тому подобное.

Неужели теперь, даже теперь, непонятно, что один выход из войны и неплатеж долгов являются двумя фактами, которые определили жизнь страны, как самостоятельной величины? Неужели это нужно еще доказывать?

Но спасти страну и защитить ее мог только рабочий класс и крестьянство. Почему?

Потому, что тут нужно было пробуждение величайшей активности масс. Эта активность масс могла быть стимулирована, разожжена исключительно тогда, когда крестьянин получил землю, рабочий взял фабрики и власть. Другими словами, социально-экономический и политический переворот был об'ективной предпосылкой сохранения того комплекса, который назывался Россией. Только потому, что была пробуждена активность миллионов рабочих и крестьян, что они могли развить беззаветную, безграничную, героическую преданность революции в ее борьбе с врагом, только потому мы стали, на новой основе (ибо старая об'ективно изжила себя), великой державой. Неужели это так трудно понять?

Это общенародное значение "узко-классовой" большевистской революции и есть основной признак того, что старый уклад жизни изжил сам себя: невозможна стала экономическая старая увязка; невозможна стала старая увязка между классами; невозможно - об'ективно невозможно - стало прежнее соотношение в области политической надстройки; лопнуло равновесие старого типа (империалистского типа)

между различными национальными элементами. "Нужна" была в данных условиях радикальная общественная переорганизация. Только она и обеспечила жизнь стране, возможность дальнейшего развития. Этой возможности не видели близорукие идеологи буржуазии, для которых свет клином сошелся на священном принципе трижды священной частной собственности, с ее "религиозно-онтологической основой". Но теперь эта возможность уже реализуется, и параллельные синхронистические таблицы германского и российского развития были бы лучшей иллюстрацией к опровержению "опровержений" проф. Павлова. Ибо мы еще не "счастливы", но становимся "счастливее". А Германия уже не "счастлива" и становится все более несчастной.

Так - и только так - можно ставить вопрос.

"Возьмите Германию, - возражает нам, однако, проф. Павлов, - она мучается, потому что побеждена, потому что должна платить непомерно много. А как бы - желал бы я знать - как ей пособит пролетарская революция? Теперь они все-таки, за исключением маленькой кучки, соединены между собой, а тогда они образовали бы стан враждующих друг с другом людей. И почему это вывело бы их из тяжелого положения, в котором они находятся? Я этого опять не представляю себе, и я опять в тупике. Конечно, кончилось бы тем, что Франция тем скорее эту Германию обработала бы, заняла бы еще большую территорию, отняла бы большие ценности, если бы они (т.-е. немцы. Н. Б.) устроили (! Н. Б.) гражданскую войну. Я совершенно не понимаю, каким образом это (т.-е. выход из затруднений. Н. Б.) бы вышло, и опять становлюсь в тупик. Ответа нет".