Эдвард Бульвер-Литтон - Король Гарольд

- Но все твои достойные и изгнанные родственники, эти храбрые витязи, которые возвели короля на престол? - Я утешилась мыслью, - ответила на это королева, - что моления мои за них будут угоднее Водену, долетая к нему не из царских чертогов... Да, дитя мое, я испытала почет и унижения и научила сердце смиряться безразлично в обеих этих крайностях.

- Тебе дана нечеловеческая сила! - воскликнула Юдифь. - Я слышала, что ты с молодых своих лет была такой же кроткой и чуждой земных желаний и скорбей?

Королева невольно взглянула на Юдифь. В глазах ее явилось сходство с ее отцом, признак души, привыкшей владеть своими чувствами. Более опытный наблюдатель, чем молодая девушка, задумался бы невольно над взглядом королевы и задался бы вопросом: не скрывалась ли под всем этим спокойствием затаенная страсть?

- Юдифь, - проговорила королева с чуть заметной улыбкой, - есть мгновения, когда все то, что дышит, подчиняется общим стремлениям жизни человечества. В моей суетной молодости и я читала, размышляла и мечтала только об одних знаниях... Я бросила потом эти ребяческие мечты и призраки и если вспоминаю их, то только для того, чтобы озадачить школьника головоломными загадками науки... Но ведь я не за тем послала за тобой, дорогая Юдифь; еще раз умоляю тебя повиноваться воле нашего властелина и обречь свою молодость на служение храму.

- Не могу и не смею... Это мне не по силам! - прошептала Юдифь, закрыв лицо руками.

Королева взяла эти нежные руки ее и, посмотрев на бледное встревоженное личико, спросила печально:

- Так ты не хочешь, милая? Сердце твое привязано к суетным мирским благам? И к мечтам о любви?

- Вовсе нет, - отвечала уклончиво Юдифь, - но я дала уж слово не быть никогда жрицей.

- Ты дала его Хильде?

- Хильда, - отвечала ей с живостью Юдифь, - не дозволит мне этого! Ты знаешь ее твердость и ненависть...

- К законам нашей веры? Да, это-то заставило меня приложить все старания, чтобы оградить тебя от этого влияния... Но ты дала, конечно, обещание Хильде?

Юдифь не отвечала.

- Кому ж ты обещала: женщине или мужчине? - пристала королева.

Но прежде, чем Юдифь успела ей ответить, дверь прихожей отворилась: в нее вошел Гарольд. Быстрым спокойным взглядом окинул он двух женщин, и Юдифь вскочила с места; прекрасные глаза ее засверкали от радости.

- Добрый день, сестра! - сказал граф королеве. - Я пришел к тебе в роли непрошеного гостя! Нищие и друиды не дают тебе времени беседовать с братом.

- Это упрек, Гарольд?

- Нет! - ответил он дружески, посмотрев на сестру с видимым состраданием. - Ты одна только искренна посреди лицемеров, окружающих трон, но ты и я расходимся в способах поклонения Создателю вселенной: я чту его по-своему!

- По-своему, Гарольд? - спросила королева, качая головой, голосом, отзывавшимся гордостью и нежностью.

- Да, как я научился от тебя же, Юдифь, когда я стал благоговеть перед делами греков и доблестных римлян и решил в душе поступать, как они.

- Правда, правда! - созналась печально королева. - Я совратила душу, которая, быть может, нашла бы себе иные предметы подражания... Не улыбайся так недоверчиво, брат; поверь мне, что в житии убогого и смиренного нищего кроется больше мужества, чем в победах Цезаря и поражении Брута!

- Все это может быть, - ответил ей Гарольд, - но из одного дуба вытачивается и дротик и костыль, и руки, недостойные владеть первым из них, владеют другим. Каждому предназначен его жизненный путь, и мой - давно уж избран... Но довольно об этом! Сообщи мне, сестра, о чем ты говорила с прекрасной Юдифью, что она так бледна и, видимо, встревожена? Берегись, сестра, превращать ее в жрицу! Если жрицу Альгиву отдали бы за Свена, он не скитался бы теперь, всеми отвергнутый, на далекой чужбине.

- Гарольд, Гарольд! - воскликнула королева, пораженная его выходкой.

- Но, - продолжал граф голосом, звучавшим красноречием взволнованной души, - мы не рвем свежих листьев для своих очагов, а жжем в них сухие. Незачем губить юность; пусть она мирно слушает звонкое пение птичек. Пар исходит от сочной зеленеющей ветки, брошенной в огонь; жгучие сожаления овладевают сердцем, отрезанным от мира в полном расцвете молодости.

Королева ходила в волнении по комнате. Через некоторое время она указала Юдифи на молельню и проговорила с принужденным спокойствием:

- Поди туда и стань смиренно на колени; умоли Водена, чтобы он просветил твой рассудок и дал тебе спокойствие... Я хочу на свободе поговорить с Гарольдом.

Юдифь вошла в молельню. Королева смотрела с нежной лаской на девушку, склонявшую свою головку для усердной молитвы. Притворив плотно дверь, она подошла к брату и спросила его тихим, но ясным голосом:

- Ты любишь эту девочку?

- Сестра, - ответил ей задумчиво Гарольд, - я люблю ее, как мужчина способен любить женщину, то есть больше себя, но меньше тех целей, для которых дана нам наша земная жизнь!

- О, свет, ничтожный свет! - воскликнула королева в сильном негодовании. - Ты вечно жаждешь счастья, но при первом внушении твоего честолюбия попираешь ногами дарованное счастье!.. Вы говорили мне, что я, ради величия и могущества вашего, должна быть женой короля Эдуарда... и обрекли меня жить вечно с человеком, который ненавидит меня от всей души...

Королева замолкла и затем продолжала совершенно спокойно, как будто в ней соединялись два резко противоположных друг другу существа:

- Я уже получила награду за покорность. Конечно, не от мира. Так и ты, Гарольд, сын Годвина, любишь эту девушку, и она тебя любит; вы могли бы быть счастливы, если бы счастье было возможно на земле; но, хотя Юдифь и высокого рода, у нее нет обширных и богатых поместий, нет родни, чтобы пополнить ею твои дружины!.. Она не может быть ступенью к достижению твоих тщеславных планов, и потому ты любишь ее только так, как мужчина способен любить женщину - менее своих целей!

- Сестра, - ответил граф, - ты говоришь так же, как говорила со мной в былые годы, как женщина с душой, а не кукла, покрытая власяницей жрицы. Если ты будешь поддерживать меня, я женюсь на Юдифи, я отгорожу ее от суеверий Хильды и от могилы, в которую ее сведут живой!

- Но отец наш... отец... с его железной волей?

- Я не боюсь отца, а только - твоих друидов. Ты разве забыла, что Юдифь и я состоим в отдаленном родстве, при котором брак запрещается церковью?

- Да, правда, - отвечала с испугом королева. - Прочь же и мысль об этом! Заклинаю тебя: вытесни эту мысль поскорее из сердца!..

Королева поцеловала его ласково в лоб.

- Опять исчезла женщина и появилась кукла! - проговорил Гарольд с глубокой досадой. - Ничего не поделаешь, я покоряюсь судьбе... Но наступит же день, когда представитель английского престола не будет раболепствовать перед упорными друидами, и тогда я, в награду за все мои услуги, упрошу короля, у которого будет биться живое сердце, испросить мне разрешение на мой брачный союз. Оставь же мне, сестра, хоть эту надежду и не губи Юдифь в расцвете ее жизни!