Эдвард Бульвер-Литтон - Король Гарольд

Королева молчала, и Гарольд, считая это не совсем добрым знаком, пошел прямо к молельне и отворил ее дверь; но он невольно остановился в благоговении перед невинной девушкой, стоящей еще на коленях. Когда она привстала, он мог только сказать:

- Сестра не будет более настаивать, Юдифь!

- Я еще не давала этого обещания, - заметила ему поспешно королева.

- А если бы и так, - добавил граф Гарольд, - то не забудь, Юдифь, что ты дала мне слово под ясным сводом неба, в самом древнем из храмов нашего милосердного всеобщего Отца!

Сделав это внушение, он ушел торопливо из спальни королевы.

ГЛАВА VII

Гарольд вышел в прихожую. Ожидавшее тут собрание было немногочисленно по сравнению с толпой, которую мы встретим в приемной короля, так как сюда ходили исключительно избранные, просвещенные люди, а число их, конечно, не могло быть значительно в это далекое время. Сюда не приходили обманщики, стекавшиеся толпой к королю для того, чтобы воспользоваться его легковерием и расточительностью. Пять или шесть друидов, печальная вдова, скромное дарование и немощное горе - вот и все, что являлось в покои королевы.

Взгляды всех обратились с любопытством на графа, когда он только вышел из спальни королевы; все дивились его пылающим щекам и суровому взгляду. Но всем, приходившим к королеве Юдифи, был дорог граф Гарольд; просвещенные люди уважали его за ум и за ученость, несмотря на его мнимое пренебрежение к некоторым достоинствам, а вдовы и сироты знали его за непримиримого врага всякой несправедливости.

Среди этого мирного собрания в Гарольде пробудилась врожденная доброта его сердца, и он остановился, чтобы сказать мимоходом сочувственное слово каждому из присутствующих.

Сойдя по наружной лестнице, - в эту эпоху даже в королевских дворцах все главные лестницы возводились снаружи, - Гарольд вышел в обширный двор, где сновало значительное число телохранителей. Войдя вновь во дворец, он пошел к особым покоям короля, окружающим зал, называемый иначе расписанной палатой и служивший Эдуарду опочивальней при торжественных случаях.

Толпа уже наводнила обширную прихожую короля. Во всех углах сидели жрецы и пилигримы. Считая бесполезным терять время на этих ненавистных людей, граф прошел через толпу и был без замедления допущен к королю. Проводив его злобными завистливыми взглядами, жрецы стали шептаться.

- Норманнские любимцы короля чтили, по крайней мере, наших богов!..

- Да, - ответил на это замечание друид, - и если бы не разные важные обстоятельства, то я предпочел бы норманнов саксонцам.

- Какие обстоятельства? - спросил молодой, честолюбивый друид.

- Во-первых, - ответил с ударением друид, - норманны не умеют говорить на понятном для нас языке и, кажется, не любят духовного сословия. Другая же причина, - продолжал он лукаво, - заключается в том, что они люди скрытные и не любят вина! Прошу держать в руках человека, который не склонен к болтовне.

- Да, это мудрено, - подтвердил коренастый друид с лоснящимся лицом.

- Как может человек открыть свои погрешности, если не облегчить ему подобное сознание, - продолжал первый жрец. - Я успокоил многих за фляжкой вина, и не одно пожертвование досталось в пользу храма за приятельской пирушкой сметливого друида с заблудшими овцами. Это что? - обратился он к человеку, вошедшему в это время в прихожую, за которым мальчик нес легкий сундучок, накрытый полотном.

- Отец, - ответил тот, - это просто сокровище, и казначей Гюголайн способен целый год коситься на меня: не любит он, злодей, выпускать из рук золото короля!

При этом простодушном замечании мирянина друиды и присутствующие злобно взглянули на него, исподлобья, так как у всех и каждого было немало замыслов против кассы Гюголайна.

- Сын Мамона! - воскликнул с озлоблением друид, - не думаешь ли ты, что наш добрый король дорожит побрякушками, уборами и прочим. Отправляйся-ка ты со своим вздорным товаром к Балдуину Фландрскому или к щеголю Тостигу, сыну Годвина.

- Как бы не так! - сказал насмешливо торговец. - Что даст мне за сокровище неверующий Балдуин или тщеславный Тостиг!.. Да не смотрите же так сурово, отцы, а лучше постарайтесь приобрести эту редкость - это древнейшее изображение Ведена! Один почтенный друид купил его для меня в Висби за три тысячи фунтов серебра; а я прошу сверх их только пятьсот за хлопоты. Все окружили с завистью сундучок и торговца. Почти в ту же минуту раздался гневный голос, и рослый тан влетел в эту толпу жрецов, как сокол в стаю воронов.

- Не думаешь ли ты, - кричал тан на наречии, обличавшем датчанина, что король будет тратить такой громадный куш, когда крепость, построенная Канутом при устье Гомбера, почти совсем в развалинах и нет в ней даже ратника, чтобы наблюдать за действиями норвежских кораблей?

- Мой почтенный министр, - возразил торговец с приметной иронией, эти почтенные отцы объяснят тебе, что изображение Ведена лучше защитит от норвежцев, чем каменные крепости.

- Защитит устье Гомбера лучше сильного войска?! - проговорил тан в раздумье.

- Разумеется, - сказал друид, вступаясь за торговца. - Да ты разве не помнишь, что на достопамятном соборе тысяча четырнадцатого года поведено было положить оружие против твоих соотечественников и положиться на защиту Ведена? Стыдись, ты не достоин звания вождя королевских полков. Покайся же, сын мой, а иначе король узнает обо всем...

- Волки в овечьей шкуре! - бормотал датчанин, отступая назад.

Торговец улыбнулся.

Но нам пора последовать за Гарольдом, ушедшим в кабинет короля.

Войдя в этот покой, граф тотчас же увидел человека еще цветущей молодости, богато одетого, в вышитой гонне и с богато вызолоченным ятаганом; широкое и длинное платье, длинные усы и проколотые на коде знаки и ело показывали, что он был из числа ревнителей саксонской старины. Глаза графа сверкнули: он узнал в посетителе отца Альдиты, графа Альгара, сына Леофрика. Два вождя очень холодно раскланялись друг с другом.

Противоположность между ними была разительна. Датское племя было вообще рослее саксонского, и хотя Гарольд во всех отношениях был чистый саксонец, но наследовал, как и все его братья, рост и железное сложение своих предков по матери, древних морских королей. Альгар же был невысок и казался тщедушным в сравнении с Гарольдом. Голубые глаза его были очень блестящи; губы всегда в движении; его длинные волосы имели очень яркий золотистый отлив, и его густые непокорные кудри противились прическе, бывшей в то время в моде; живость его движений, несколько резкий голос и торопливая речь были в резком контрасте с внешностью Гарольда, с его спокойным взглядом, кроткой величественной осанкой, с пышными волосами, спадавшими до плеч роскошной волной. Природа наделила того и другого умом и силой воли, но и в них проявлялась та же резкая разница.