Фридрих Шиллер - Тридцатилетняя война

Долг беспристрастия, священнейший долг историка, обязывает к признанию, не делающему большой чести защитникам немецкой свободы. Сколько ни твердили протестантские государи о справедливости своего дела и о чистоте своих намерений, они всё же главным образом действовали под влиянием весьма корыстных побуждений; военные действия они начали не в меньшей мере из желания пограбить, чем из страха стать жертвой грабежа. Густав-Адольф скоро заметил, что эти нечистые побуждения могут дать ему гораздо больше, чем их патриотические чувства, и постарался ими воспользоваться. Каждому из владетельных князей, заключивших с ним союз, он обещал ту или другую уже отнятую у неприятеля или могущую быть отнятой область, и лишь смерть помешала ему исполнить эти обещания. То, что для короля было заветом благоразумия, для его преемника являлось велением необходимости. И если этот преемник хотел во что бы то ни стало продолжать войну, он должен был делиться добычей с союзными государями и сулить им выгоды от распри, которую деятельно поддерживал. Поэтому он обещал ландграфу Гессенскому епископства Падерборн, Корбей, Мюнстер и Фульду, герцогу Веймарскому Вернгарду — франконские епископства, герцогу Вюртембергскому — расположенные в его землях церковные владения и австрийские графства, всё в виде шведских ленов. Самого канцлера это странное зрелище, делавшее так мало чести немцам, удивляло настолько, что он едва мог скрыть своё презрение. «Пусть сохранится в нашем архиве для вечного воспоминания, — сказал он как-то, — что германский государь мог требовать чего-либо подобного от шведского дворянина и что шведский дворянин жаловал нечто подобное германскому государю на германской земле».

После столь успешных приготовлений можно было смело выступить в поход и с удвоенной энергией возобновить войну. Вскоре после победы при Люцене саксонские и люнебургские войска соединяются со шведской армией, и в короткое время во всей Саксонии но остаётся ни одного императорского солдата. Затем эта соединённая армия разделяется. Саксонцы направляются в Лузацию и Силезию, чтобы здесь вместе с графом Турном действовать против австрийцев; одну часть шведской армии ведёт герцог Бернгард во Франконию, другую — Георг, герцог Брауншвейгский, в Вестфалию и Нижнюю Саксонию.

Во время похода Густава-Адольфа в Саксонию земли, завоёванные по течению Леха и Дуная, защищали от баварцев пфальцграф Биркенфельдский и шведский генерал Баннер. Но не располагая достаточными силами, чтобы бороться с победоносным наступлением баварцев, вдохновляемых военным опытом и храбростью императорского полководца фон Альтрингера, они вынуждены были призвать на помощь из Эльзаса шведского генерала Горна. Подчинив шведам города Бенфельд, Шлётштадт, Кольмар и Гагенау, этот искусный полководец поручил защиту их рейнграфу Отто-Людвигу, а сам перешёл Рейн, спеша на помощь Баннеру. Однако, несмотря на то, что войско Баннера возросло теперь до шестнадцати тысяч человек, ему не удалось помешать неприятелю стать твёрдой ногой на швабской границе, взять Кемптен и подкрепиться семью полками из Чехии. Для обороны берегов Леха и Дуная пришлось оставить беззащитным Эльзас, где рейнграф Отто-Людвиг по уходе Горна с трудом защищался от восставшего крестьянства. Вдобавок ему пришлось подкрепить своими войсками дунайскую армию, а когда и эта подмога оказалась недостаточной, то обратились к герцогу Веймарскому Бернгарду с настоятельной просьбой защитить эту область своими войсками.

В самом начале похода 1633 года Бернгард овладел городом Бамбергом и всем епископством Бамбергским и готовил ту же судьбу Вюрцбургу. По призыву Густава Горна он, не мешкая, выступил в поход на Дунай, разбил по дороге баварское войско под начальством Иоганна фон Верта и под Донаувертом соединился со шведами. Эта многочисленная армия под предводительством искусных полководцев грозит Баварии страшным вторжением. Всё епископство Эйхштетское занято войсками, и один изменник обещает даже Ингольштадт предать шведам. В своих действиях Альтрингер связан строгими приказами герцога Фридландского и потому, не получая помощи из Чехии, не может противостоять натиску неприятельской армии. Стечение благоприятнейших обстоятельств обеспечивает шведам победу в этих краях, как вдруг действия Шведской армии приостанавливаются вследствие мятежа офицеров.

Всеми успехами в Германии шведы были обязаны лишь своему оружию. Даже самое величие Густава-Адольфа было делом армии, плодом её дисциплины, её отваги, её стойкого мужества среди бесконечных опасностей и трудностей. Как ни искусны были планы, составляемые в кабинете, исполнительницей их была в конце концов лишь армия, и по мере того как ширились предначертания вождей, неизменно увеличивались и переносимые ею тяготы. Важнейшие успехи в течение всей этой войны были завоёваны поистине варварским принесением солдат в жертву во время зимних походов, форсированных маршей, штурмов и сражений; правилом Густава-Адольфа было не отказываться от победы, если она стоила ему только людей. Великое значение солдата недолго могло оставаться тайной для него самого, и он по праву стал требовать своей доли в добыче, приобретённой его кровью. Но в большинстве случаев ему с грехом пополам уплачивали следуемое ему жалованье, и корыстолюбие отдельных вождей или потребности государства обычно погдощали большую часть выжатых из местного населения денег и захваченных владений. За все бедствия, им испытанные, воину оставались лишь сомнительные расчёты на грабёж или на повышение, и в том и в другом случае ему слишком часто приходилось обманываться в своих чаяниях. Правда, пока жил Густав-Адольф, страх и надежда предотвращали взрывы неудовольствия. Но после его кончины общее раздражение прорвалось наружу, и солдаты воспользовались самым опасным моментом, чтобы напомнить о своём значении. Два офицера, Пфуль и Митшефаль, известные уже при жизни короля как беспокойные головы, подали в дунайском лагере пример, которому в течение нескольких дней последовали почти все офицеры армии. Дана была общая клятва не повиноваться приказаниям начальства, покуда не будет уплачено следуемое за несколько лет жалованье и сверх того не назначена будет каждому соответственная награда деньгами или недвижимостью. Громадные суммы — говорилось при этом — вымогаются ежедневно посредством контрибуции, и все эти деньги тают в руках немногих… В снег и стужу гонят воинов, а благодарности за эту нескончаемую работу не видно никогда. В Гейльброне вопят о своеволии армии, о её заслугах никто не думает. Учёные трубят по всему миру о завоеваниях и победах, а разве не руками воинов одержаны все эти победы? Армия недовольных увеличивалась с каждым днём; посредством писем, к счастью перехваченных, они пытались также возмутить войска на Рейне и в Саксонии. Ни убеждения Бернгарда Веймарского, ни суровое порицание со стороны его, более строгого, чем он сам, помощника не могли подавить это брожение, а горячность Горна даже усилила упорство бунтовщиков. Они требовали, чтобы каждому полку были назначены определённые города для взыскания задержанного жалованья. Шведскому канцлеру был дан четырёхдневный срок для удовлетворения этих требований; в случае отказа солдаты грозили самовольно вознаградить себя и никогда больше не обнажить меча за Швецию.