Жозеф-Франсуа Мишо - История Крестовых походов

Григорий узнал об отъезде императора, находясь в Ассизи, где в это время шел церковный обряд канонизации святого Франциска. Этот мирный обряд вдруг был нарушен гневными проклятиями, с которыми папа обрушился на голову Фридриха, заклиная небеса сокрушить гордыню нечестивого монарха. А «нечестивый монарх» тем временем благополучно прибыл в Птолемаиду, где его радостно встретили патриарх, духовенство и магистры рыцарских орденов. Христиане смотрели на него как на своего избавителя. Но так продолжалось лишь до тех пор, пока не прибыли гонцы папы, объяснившие суть дела и запретившие от имени первосвященника иметь дело с проклятым монархом. С этого времени струхнувшие власти Птолемаиды нимало не интересуясь судьбой Иерусалима, только и думали, как бы избавиться от врага Рима.

В дни прибытия Фридриха в Сирию скончался султан Дамасский. Мелик-Камель не преминул выступить с войском, чтобы овладеть городом. Германский император, выйдя со своей армией из Птолемаиды, напомнил каирскому султану о его обещании. Мелик-Камель, боясь своего окружения, уклонился от прямого ответа. Начались переговоры, проходившие в сложной обстановке: мусульмане подозревали своего султана, христиане – своего императора. Вскоре взаимные подозрения усилились настолько, что Мелик-Камель скорее бы обрел пощаду у христиан, чем у мусульман. Обнаружилось и прямое предательство: однажды, когда император отправился купаться в водах Иордана, тамплиеры уведомили об этом Мелик-Камеля, посоветовав, как лучше захватить неосторожного монарха; султан Каирский переслал письмо это Фридриху...

Несколько месяцев продолжались эти удивительные переговоры и наконец завершились так, как и следовало ожидать. Было заключено десятилетнее перемирие, на время которого Фридриху передавался Иерусалим с городами Назаретом, Вифлеемом и Тороном. Мусульмане имели право сохранять в городе мечеть и свободно отправлять свое богослужение. Княжество Антиохийское и графство Триполи в сделку не включались. Император обязывался сдерживать христиан от неприязненного отношения к мусульманам.

Когда стало известно об условиях договора, все сочли его нечестивым и святотатственным. Имамы, призывая имя халифа Багдадского, порицали перемирие, укравшее у них Святой город; прелаты и епископы от имени папы с жаром возражали против договора, допускавшего существование мечети рядом с храмом Гроба Господня и как бы смешивавшего богослужение Иисуса Христа с богослужением Мухаммеда. Когда посланец императора прибыл в Дамаск для ратификации договора, его не приняли, а иерусалимский патриарх наложил запрет на возвращенные святые места и отказал богомольцам в праве их посещать. Иерусалим уже не был для христиан Святым градом, и когда император вступил в него, жители хранили мрачное молчание. Сопровождаемый баронами и рыцарями, вошел он в храм Святого Гроба, который был покрыт погребальной завесой и лишен духовенства, сам взял в руки корону и, надев на голову, без всякого церковного обряда провозгласил себя королем Иерусалимским; иконы святых апостолов были завешены; у подножия алтаря толпились одни лишь воины.

После этой странной коронации Фридрих отписал папе и всем западным государям о возвращении Иерусалима без пролития крови; в послании своем он всячески старался возвысить блеск и достоинство своей победы, увенчавшей все надежды христианского мира. А патриарх в то же время писал Григорию и всем христианам, изображая стыд и бесславие заключенного Фридрихом договора. Первосвященник, получив это послание, оплакивал приобретение Иерусалима столько же, как раньше оплакивал его потерю, и уподоблял нового короля нечестивым царям Иудейским...

Фридрих не мог долго оставаться в Иерусалиме, который оглашался проклятиями в его адрес, и вернулся в Птолемаиду, где, впрочем, также нашел непокорных подданных, поскольку патриарх и духовенство наложили на город интердикт на все время пребывания в нем императора; уже не раздавалось ни звона колоколов, ни церковного песнопения, печальное безмолвие царило повсюду. По необходимости Фридрих вступил в мирные переговоры с жителями Птолемаиды, но они не дали положительных результатов и лишь ожесточили императора: он повелел запереть городские ворота, запретил подвоз хлеба, изгнал тамплиеров и выпорол нескольких непокорных монахов-доминиканцев. Естественно, что и в Птолемаиде Фридрих чувствовал себя неуютно, да к тому же он ежедневно получал вести из Италии, призывавшие его в Европу. Оказалось, что в его отсутствие значительные военные силы под папскими знаменами и руководимые Иоанном Бриеннским, пылавшим местью и мечтавшим утраченный королевский титул сменить на императорский, вторглись в Южную Италию. Они громили города, выжигали села, увечили пленных и предавались всевозможным буйствам. Фридрих простился с нелюбезными птолемаидцами и поспешил в Европу. Его отъезд вызвал в городе бурную радость.

Историк не может не испытывать недоверия к слишком обильной хуле современников в адрес Фридриха II, хотя конечно же не все здесь было клеветой и ложью. Христиане могли укорять Фридриха, что он и пальцем не шевельнул ради сохранения завоеванного, что он занял Иерусалим лишь с целью упразднить папу, что он обманул доверчивых, призвав их в город, который не собирался ни укреплять, ни защищать. Нельзя не заметить, впрочем, что сам Фридрих весьма мало ослеплялся своими победами и о Крестовом походе, который возглавлял, отзывался в иронически-насмешливом тоне, равно изумляя христиан и мусульман.

Возвратясь в Европу, он обрел войну более жестокую, чем та, которую только что окончил в Азии. Папа успел поднять всю Ломбардию, а Иоанн Бриеннский полностью хозяйничал в Неаполитанском королевстве. Прибытие Фридриха положило конец успехам его врагов. Оно воодушевило его сторонников и позволило собрать разрозненные силы. Император выиграл несколько сражений и рассеял войска коалиции.

Папа, пришедший в ярость при этом известии, в ответ нанес сопернику моральный удар, каких еще не бывало: он объявил отлученными от Церкви не только Фридриха, но и всех, кто имел с ним какие-либо отношения. Дальше идти было некуда. Император понял это и решил сделать шаг в сторону примирения. Папа, почувствовавший, что переборщил, с радостью ухватился за эту инициативу. В результате между ним и Фридрихом установилось нечто вроде худого мира, или, точнее, перемирия.

Между тем христианское население Иерусалима, остававшееся беззащитным, одолевало Запад мольбами о помощи. Григорий созвал в Сполето Собор, на котором присутствовали император и высшее духовенство Константинополя, Антиохии и Иерусалима. Собор призвал к новому походу, несмотря на перемирие с каирским султаном, а папа направил главным мусульманским правителям призыв обратиться в христианство. Этому наивному жесту сопутствовала рассылка по всем западным государствам проповедников – монахов францисканского и доминиканского орденов. Вторая из этих акций имела не больший успех, чем первая: люди поостыли к безрезультатным предприятиям, больше не поддавались пропаганде и не желали давать последних грошей, которые, по общему мнению, застревали в карманах монахов.