Михаил Хейфец - Цареубийство в 1918 году

Более того: после допроса другого камердинера, Чемодурова он уже знает, что сразу по прибытии в ДОН семью подвергли личному обыску. Его проделал зампредсовета Дидковский. Когда Борис Владимирович залез в сумочку царицы, она упрекнула его: «До сих пор мы имели дело с порядочными людьми». На что воспитанник Женевского университета находчиво возразил: «Не забывайте, что вы арестованная».

(В своих мемуарах Александр Авдеев нам открыл, что тогда в сумочке царицы обнаружили подробный план Екатеринбурга. Это выглядит удивительно правдоподобно, если вспомнить уверенность Романовых, что их везут в Москву. Впрочем, через три десятилетия советского завода план, купленный за жемчуга стакан, уже вошел в фольклор, а у императрицы, как известно, были при себе именно жемчужные ожерелья).

Откуда взялся в ДОНе Дидковский? Ожидал семью? Ничего подобного: он и был одним из встречавших ее на вокзале господ, которых не пожелал припомнить Самохвалов. А вторым был председатель Уралсовета Белобородов, что следователь тоже знал точно: в его руках была расписка в получении пленников, данная Белобородовым Яковлеву на вокзале в Шарташе.

Трудно ли было опознать как-никак главных людей на Урале?

Из книги Касвинова узнаем, что Белобородов, а не Голощекин и предложил царской чете войти в дом. Естественно: он являлся главным распорядителем на месте. Даже если согласиться с Соколовым, что Белобородов был репрезентативной фигурой (русский, рабочий и пр.), а заправилой в Екатеринбурге работал еврейский гигант Голошекин, то все равно ясно – репрезентативная личность и обязана на публике распоряжаться, за это ей и платят евреи… Соколов несомненно профессионал и понимал такие вещи не хуже автора этой книги, но не хотел неосторожными вопросами сбить свидетеля, желавшего ему про Голощекина немного помочь.

Зато при допросе камердинера Волкова юрист действовал как положено: предъявил фотографию Юровского для опознания. Увы, «мне кажется больше, что это не он, – заявил свидетель, – тот был без бороды, а у этого борода». Что не помешало следователю объявить в тексте книги о торжественном явлении народу преступника Юровского и заодно уличить его во лжи и хвастовстве: он, оказывается, вовсе не родился в тюрьме, а был сыном сосланного вора. Но достаточно было Соколову забыть хоть в этом случае про евреев, и сразу выяснилось бы, кто тот комиссар, которого не опознал на фотографии Юровского Алексей Волков. В Екатеринбурге был один начальник, родившийся в тюрьме: Сергей Мрачковский, чье имя много раз встречается на страницах дела.

Упомянутые ошибки касаются ничтожных мелочей, они заслуживают упоминания лишь для характеристики общего стиля следователя. Стиля, при котором первичные данные допросов и улик используются как материал для воплощения в текст обвинительного заключения заранее сочиненной конструкции.

Например, чтобы показать, каким великим деятелем был Голощекин (ибо против него в деле почти нет улик и обвинение строилось исключительно исходя из грозной социальной опасности обвиняемого еврея), Соколов изобразил облвоенкома главным победителем Дутова: «Бешено энергичный, он знал, благодаря своим старым связям на Урале, где брать живую силу большевизма». Но организаторы победы над Дутовым давно известны: это П. Кобозев, особоуполномоченный Совнаркома по борьбе с дутовщиной, и А. Киселев, за разгром Дутова под Оренбургом избранный в ЦК РКП(б). Другая легенда: «Охрана в доме Ипатьева носила характер военной организации. Рабочие считались красноармейцами, их обучали военному делу. Охрана подчинялась Голощекину как областному военкому». Но внешняя охрана во всех советских тюрьмах и лагерях до сих пор носит военизированный характер, однако подчиняется не военкомам и вообще не армейским начальникам, а соответствующим органам МВД. Курирует тюрьмы по линии советской власти заместитель председателя местного совета, и такой же порядок, судя по дневнику Николая II, был и в Екатеринбурге: царь описывает конфликт по поводу режима с «моим врагом лупоглазым,» заместителем председателя Уралсовета Дидковским. Другой эпизод, на котором можно остановиться, таков.

Выше говорилось, что министр юстиции Старинкевич сообщил представителю лондонской еврейской общины: ни одного еврея среди участников цареубийства обнаружить следствию не удалось. Именно это письмо привело к отставке министра…

Вилтон, единомышленник Дитерихса, назвал Старинкевича буквоедом:

«Степень вины лиц, замешанных в преступлении, не была окончательно установлена на начальных стадиях расследования, но сами эти лица были известны, как и то, что они евреи. Имена Юровского, Голощекина, Сафарова, Волкова имеются в материалах Сергеева, и было прекрасно известно, что они евреи».

Начать следует с того, что Вилтон не знает фамилии большевика Войкова, называя его Волковым, но зато прекрасно знает про его еврейскую национальность (чего я, например, этим вопросом весьма интересуясь, не сумел узнать ни в одном заслуживающем доверия источнике. Даже в редакции Еврейской энциклопедии, где наводил о Войкове справки, – ничего о его еврействе не знали). О национальности Сафарова пойдет речь ниже, здесь, однако, упомяну, что сам Соколов пишет: «Национальность его мне неизвестна».

Остаются все те же двое – Юровский и Голощекин. И вот когда читаешь подлинные материалы следствия, видно, что министр сказал лондонскому еврею правду: никаких серьезных данных о еврействе Голощекина в 1919 году не имелось в материалах дела.

На эту тему есть у Соколова два показания. Сергей Логинов, курьер большевистского подполья, в Екатеринбурге пробыл несколько дней:

«Голощекина я узнал, когда прибыл из Омска в Екатеринбург… Он приблизительно около 40 лет, выше среднего роста, полный, волосы на голове светло-русые, с рыжеватым оттенком, вьющиеся. Бороду бреет, усы маленькие… Остальных примет описать не могу. По национальности он еврей, имя его, кажется, Исак. Партийная кличка – Филипп. Что он представлял собой в прошлом, какова его профессия, не знаю. Имеет привычку все время ходить, усвоенную им в тюрьме, – где сидел, за что – не спросил».

Нормальный вопрос следователя: вы знакомы с человеком несколько дней, не знаете его прошлого, его профессии, не знаете даже, за политику он сидел или нет. Откуда вы узнали его национальность и настоящее имя? Тем более, что при вас его все звали Филиппом.

Вопрос не был задан.

Второе показание. Котенов, горный инженер, проводил триангуляцию в районе урочища Четыре брата, посему допрошен:

«Голощекина я видел один раз. Откуда он и что собой представляет – не знаю. По национальности он жид».