Владимир Бушин - Эоловы арфы

Почему они не преследуют, думал Энгельс, ведь ситуация так благоприятна для этого! Видимо, дело в том, что треть прусской армии состоит из частей ландвера, весьма ненадежных и способных, пожалуй, при первой же победе повстанцев перейти на их сторону. Эта неуверенность и рождает одновременно и осторожность, и вялость.

В своем предположении Энгельс был прав. Но в ходе дальнейших событий он убедился, что существовали и другие причины вялости и медлительности прусских войск. Важнейшими из них были трусость командиров и их педантизм в выполнении мелочно-регламентирующих уставов.

В Ринтале отряд Виллиха не задержался, и Энгельс со своими людьми нагнал его уже в Анвейлере. Здесь устроили короткий привал, подсчитали потери. Убитых не было, раненых - пятнадцать человек. Через полтора часа выступили в Альберсвейлер, находящийся километрах в семи к востоку, на левом берегу Квейха.

Что ж, задачу можно было считать выполненной. Если южная колонна противника еще не сошла с гор в долину Рейна, то отступающей армии не грозит опасность удара: северная колонна была задержана, понесла какие-то потери и, по всем признакам, проявляет крайнюю осторожность в продвижении вперед.

Энгельс высказал это соображение Виллиху.

- Да, - согласился командир, - но вот теперь нам самим не оказаться бы окруженными. Это может произойти, если южная колонна, выйдя в долину Рейна и убедившись, что наша армия уже проскочила Книлингенский мост, повернет на север и если мы будем по-прежнему таскать с собой эту обузу. Он кивнул на людей Шиммельпфеннига и Дреера.

В Альберсвейлере отряд Виллиха ждало множество самых разнообразных и приятных и огорчительных - известий и событий. Прежде всего, главнокомандующий Мерославский прислал сюда подкрепление - роту хорошо вооруженных стрелков с двумя орудиями. Но когда Виллих, обрадованный этим, тотчас выразил намерение вновь закрепиться и занять оборону на пути наступающего противника, ему передали донесение, в котором говорилось, что враг уже находится в крепости Ландау, и, следовательно, опасность окружения, о которой говорил Виллих, стала вполне реальной. Значит, надо было думать не о сражении, а о том, как бы проскочить мимо Ландау на юг.

Здесь же, в Альберсвейлере, сбылась мечта Виллиха об освобождении от отряда Шиммельпфеннига. Его рана оказалась серьезней, чем сперва показалось, и потому он был отправлен на подводе догонять отступающую армию. Оставшись без командира, отряд стал распадаться. Многие группами до два-три человека самочинно подались на юг, спеша успеть к Книлингенскому мосту. Никто их не удерживал.

Здесь же, в Альберсвейлере, произошло и еще одно, совершенно непредвиденное событие.

Когда Виллих и Энгельс сидели за обедом, явился вестовой и сообщил, что батальон Дреера взбунтовался. Виллих с треском бросил ложку.

- Чего они хотят? Что нужно этим трусам?

Вестовой не мог ничего толком объяснить.

- Энгельс, пошли, - сказал Виллих, вставая.

- Подать лошадей? - спросил вестовой.

- Да.

Батальон Дреера располагался на окраине Альберсвейлера. Еще издали, приближаясь к домам, занятым батальоном, Виллих и Энгельс услышали шум и гвалт. Волонтеры толпились во дворе одного из домов. Завидев командира отряда и начальника штаба, все сразу смолкли. В полной тишине приехавшие спешились, привязали коней к изгороди и направились к крыльцу дома. Их никто не приветствовал, никто не являлся с докладом. На крыльце они оказались одни. Ненавидящим взглядом окинув толпу, Виллих бросил своим громовым голосом:

- Где командир?

Волонтеры молчали, боязливо перешептывались, переминались с ноги на ногу.

- Я спрашиваю, где Дреер? - чуть тише, но ничуть не миролюбивее повторил Виллих.

- Мы не знаем, где он! - крикнули из толпы. - Куда-то уехал.

- Хорошо, - решительно сказал Виллих. - Поговорим без него. Мне доложили, что вы подняли бунт. Это правда? Чем вы недовольны?

Снова никто ничего не ответил. Томительное молчание затягивалось.

- Может быть, вы считаете, что вас выдвигали на особенно опасные участки? - Виллих лихорадочно бегал негодующим взглядом по лицам, словно ища зачинщиков. - Может быть, вас хуже, чем других, снабжали боеприпасами или кормили? Нет? Так в чем же дело?

Энгельс шепнул:

- Спроси, какие у них потери.

- Да это же мы знаем: три человека легко ранены, - негромко ответил Виллих.

- Все равно спроси. Скажи, что у других больше.

Вдруг из толпы раздался выкрик:

- Нас хотят вести на убой!

- На убой? - переспросил Виллих. - Кто это сказал?

- Я! - поднял руку пожилой седобородый волонтер, видимо решившийся на все.

- Выйти из толпы! - скомандовал Виллих.

Люди расступились, и седобородый медленно прошел по коридору к самому крыльцу. Он был не совсем трезв. Энгельс заметил, как все тело Виллиха в бешенстве напряглось, его правая рука готова была вот-вот упасть на рукоять пистолета. Энгельс вплотную подошел к командиру, прижался бедром к его пистолету, прошептал сквозь зубы:

- Ради бога, не наделай глупостей! Держи себя в руках.

Волонтер ждал, что будет дальше, ждали и все остальные.

- Вы не участвовали еще ни в одном сражении. - Виллих обвел рукой толпу. - Вы только мешали сражаться настоящим солдатам. Три человека, что ранены у вас, ранены не в бою, а при отходе. И вот теперь, еще не понюхав пороха, вы уже вопите, что вас ведут на убой!

- А что же нас ждет? - дерзко спросил седобородый.

- А на что вы рассчитывали, когда вступали в народное ополчение? глядя ему в мутноватые зрачки, спросил Виллих. - На веселую прогулку? На бесплатное посещение кабаков? Революция никому не дает никаких гарантий. Я не знаю, что вас ждет, как не знаю и того, что ждет и меня или вот Энгельса.

- Нас ведут на убой! - упрямо повторил старый волонтер.

Виллих сделал шаг навстречу ему и злобно, тихо скомандовал:

- Сдать оружие!

Волонтер метнулся было в каком-то протестующем порыве, но тут же под яростным взглядом Виллиха заколебался, смяк и, сделав вперед два шага, положил на ступеньку крыльца свое ружье.

Толпа зашумела, задвигалась, послышались крики: "Не будем сдавать оружие!"

Виллих отступил на прежнее место и поднял руку, снова требуя тишины и внимания.

- Мы не собираемся вас разоружать, - сказал он более спокойно. - Но держать вас в составе своего отряда, командовать вами я больше не желаю. Вы свободны. Можете отправляться на все четыре стороны. Идите хоть к пруссакам, поклонитесь им в ножки и покайтесь в своих революционных грехах.

Шум возобновился, кто-то крикнул громче других:

- Не смейте так с нами говорить! Мы добровольцы!

Видимо опасаясь, что наговорит лишнего, и понимая, что все самое главное уже сказано, Виллих обернулся к Энгельсу: