Сергей Алексеев - Собрание сочинений (Том 2)

- Батя, батя, да за что? - голосила Дуняша.

А дядя Ипат продолжал наступать и выкрикивал:

- Шуры-муры? Ах, стервец! Такова-то твоя благодарность! - И снова всыпал Лёшке, бил с левой, и с правой, и в лицо, и в шею.

На следующий день дядя Ипат неожиданно услал Лёшку и Буланчика с каким-то бородатым мужиком на неделю в город Сергиев-Посад. И Лёшка уехал, так и не успев предупредить Наташу.

"ГЕНЕРАЛ" ЗЫКОВ

Три дня прождав Лёшку, Наташа пошла на Тверскую-Ямскую разыскивать дом генерала Зыкова.

Дома на Ямской были маленькие, больше деревянные, и Наташа долго раздумывала, какой же из них может принадлежать генералу. Наконец выбрав самый большой и красивый, она обратилась к какой-то женщине.

Зыков? - переспросила та. - Генерал? Может быть, полковник? Полковник Тёлкин?

Нет, генерал, - сказала Наташа. - У него сын - Лёшка. У Лёшки своя лошадь - Буланчик.

- Нет, не знаю, - ответила женщина.

Наташа ходила из конца в конец по Третьей Тверской-Ямской. Заглянула на Первую, Вторую и даже Пятую. О генерале Зыкове и мальчике, который имел свою лошадь, никто ничего не знал. Наконец на глаза Наташе попался какой-то дворник.

- Енерал Зыков, - усмехнулся тот. - Есть такой енерал. И Лёшка есть. Вон там. - И дворник показал на одноэтажный деревянный домик.

Дядю Ипата Наташа встретила во дворе, с метлой в руках.

- Здравствуйте, - сказала Наташа. - Здесь живёт генерал Зыков?

- Зыков? Ну, я Зыков, - проговорил дядя Ипат.

Он удивлённо посмотрел на девочку, силясь понять, не ослышался ли в слове "генерал". И Наташа с удивлением смотрела на дядю Ипата, на метлу, на его кудлатую бороду, на сатиновую одноцветную рубаху, на пыльные, с огромными заплатами сапоги.

- Ну, я Зыков, - повторил дядя Ипат и вдруг признал в Наташе ту самую девочку, которую встретил вместе с Лёшкой тогда на Петровке.

И Наташа тоже узнала дядю Ипата.

- Генерал?! - заревел Зыков. - К Лёшке пришла. К нему, к шаромыжнику. Кататься! - Он замахнулся метлой.

Наташа невольно подалась в сторону.

- Простите. Я думала... Лёша мне говорил... - Девочка повернулась, бросилась к выходу.

- Стой! Стой! - закричал дядя Ипат.

Наташа остановилась. Зыков подошёл, спросил совсем мягко, почти просительно:

- А твой папаша, случайно, овсом не торгует?

- Нет, - словно извиняясь, проговорила Наташа. - У него чулочная фабрика.

- Жаль, - произнёс дядя Ипат.

Наташа ушла.

- Ишь, щенок, напридумал, - усмехался дядя Ипат, входя в комнату. "Генерал"! - Он подошёл к зеркалу, посмотрел. - "Генерал"! Ишь ты, стервец.

А через несколько дней, когда Лёшка вернулся из Сергиева-Посада, Зыков напился и снова драл мальчика.

- Щенок! - кричал. - Шуточки шутишь. Над благодетелем насмехаешься! и ударил с такой силой, словно хотел перерубить Лёшку.

"ЭХ, НАТАША, НАТАША!"

Зазеленела Москва. Забушевала листвой на бульварах и скверах. Заголосила грачами и галками на тополях и развесистых клёнах. Оделся город в пёстрые платья и цветные рубахи. Заулыбался от тепла и яркого солнца. Только Лёшке вся эта радость не в радость. Помрачнел. Замкнулся. Ушёл в себя.

- Да будя, будя, - успокаивает мальчика тётка Марья.

- Лёш, Лё-ёш, ну, улыбнись, а Лёш, - тормошит мальчишку Дуняша.

А тот молчит, только больше мрачнеет. Несколько раз Лёшка ездил на Брюсовский. Напрасно. Девочка не выходила.

"Эх, Наташа, Наташа! - вздыхал Лёшка. - Подумаешь, чулочная фабрика. Может быть, когда Лёшка вырастет, у него и не то будет!"

Лёшке и ясно, что дружбе конец, и всё же не верится. Вспоминает Москву-реку, Воробьёвы горы. Эх, Наташа, Наташа!

Прошло две недели. Как-то Лёшка ехал по Охотному ряду. Буланчик шёл шагом, и мальчик размышлял, не заехать ли ему снова на Брюсовский, как вдруг услышал знакомый голос:

- Это рысак?

- А как его звать?

- А где он живёт?

Поднял глаза - Наташа! Девочка сидела на козлах рядом с каким-то бородачом в стоящей у тротуара пролётке, держала в руках вожжи и с восторгом смотрела на стройную лошадь. Сзади на пассажирском сиденье всё в той же бескозырке с надписью "Верный" развалился полковничий Вова.

- Наташа! - окликнул Лёшка.

Вова первым повернул голову.

- Ванька! Ванька! - закричал он и стал тыкать в сторону Лёшки пальцем.

Лёшка покраснел, растерялся, как-то съёжился весь и отвёл глаза в сторону. Он не видел теперь Наташу. Он услышал лишь её тихий смешок и снова:

- Ванька! Ванька!

- Но! - закричал Лёшка и с силой ударил Буланчика.

В этот же вечер на Брюсовском Лёшка подкараулил мальчика в бескозырке. Лёшка давно не дрался с таким наслаждением. Он дубасил противного Вовку за всё, бил по спине, по лицу и по шее, бил и за "ваньку", и за "рысака", и за бескозырку с надписью "Верный", и за Наташу, и за папу полковника.

Потом, когда Вова всё же вырвался из Лёшкиных рук и побежал, мальчик сплюнул через плечо и, не поворачивая головы назад, решительно пошёл прочь с Брюсовского.

И снова дни пошли своим чередом. Только почему-то совсем невезучие. К Лёшке в пролётку никто не садился, и мальчик опять возвращался с пустыми карманами.

- Ты что же, снова с деньгами шельмуешь?! - кричал дядя Ипат. Он поднимался, большой, угловатый, приносил ремённые вожжи.

Лёшка не сопротивлялся. Покорно ложился на лавку.

- Брось, брось, - заступалась тётка Марья.

- Батя, батя, - молила Дуняша.

Но от этого дядя Ипат свирепел ещё больше. Бил во всю силу, долго и зло.

ПОЛНЫЙ ГЕОРГИЕВСКИЙ КАВАЛЕР

В самый разгар лета прибыл в родительский дом Степан Зыков. Вошёл, брякнул орденами. Глянул Лёшка: в ряд один к одному четыре Георгиевских креста на груди героя.

- Кавалер, полный георгиевский кавалер! - закричал дядя Ипат и стал обнимать сына.

- Батюшки, - всплеснула руками тётка Марья и принялась плакать.

А через час вернулась Дуняша, стала в дверях, обомлела. Смотрит и не верит своим глазам, словно и не Степан вернулся.

- Дура! - крикнул дядя Ипат. - Чай, муж прибыл. В ножки ему, в ножки герою!

Дуняша заголосила, бросилась на пол.

Пили и ели в этот день, не жалея брюха. Невесть откуда тётка Марья достала копчёного сига, напекла пирогов, а в щи наложила целую гору мяса. Смотрел Лёшка на стол - дух перехватывало.

- За героя! - кричал дядя Ипат. - За полного георгиевского кавалера! - и пил вино полными стаканами, как воду.

Поинтересовавшись, как сын доехал, дядя Ипат стал допытываться, за что кресты.

- Первый, он ещё с 1914 года, - объяснял Степан, за штыковую атаку под городом Перемышлем. А этот, - Степан показал пальцем на второй крест, - за спасение знамени полка. Третий крест был за прорыв австро-венгерского фронта и пленение германского генерала. Четвёртый за сбитый аэроплан.

- Да ну? - подивился дядя Ипат. - Значит, упал?

- Упал.

- Ну, а германец?

- Убился, - ответил Степан.