Аркадий Ваксберг - У крутого обрыва

Только теперь, когда беспечность обернулась трагедией, мы можем осмыслить ее масштабы. Только теперь мы понимаем, как зыбка, ненадежна была судьба людей, ушедших наверх, как зависели они от воли случая, строкового «авось».

Повторю это снова: на горных приютах не было ни раций, ни телефона. Но там не было и аварийного фонда: когда пробило тревогу, на Фиште не оказалось ни одежды для спасателей и для терпящих бедствие, ни снаряжения, ни продуктов, хотя в акте ревизии от 1 августа утверждалось, что «спасфонд полностью укомплектован». Маркировка тропы была сделана из рук вон плохо, вопреки протоколу, где торжественно утверждается, что она в отличнейшем состоянии. Туристов повели не инструкторы-профессионалы (хотя бы и профессионалы-общественники), а совсем еще юные студенты, решившие летом подзаработать: у них не было ни опыта, ни квалификации, ни подготовки. Предельное число туристов, которые могут быть в подчинении одного инструктора, было сильно завышено: «гнали план». Медицинскому осмотру перед выходом в горы туристы фактически не подверглись: у них только измерили давление крови. Никто не проверил, умеют ли они действовать в условиях непогоды и есть ли у них теплые вещи. Их «забыли» предупредить, что осенью в горах случается всякое («они испугались бы выйти в поход» — так «объяснит» потом эту забывчивость председатель областного совета по туризму Ким Кононишин). Запасного варианта маршрута и плана спасения на случай чрезвычайного происшествия не было вовсе. И наконец, никто не поинтересовался даже самым простейшим — сводкой погоды на ближайшие сутки.

Еще утром 8 сентября Майкопская метеостанция получила так называемое «штормовое предупреждение» — сигнал близящейся непогоды. В течение суток прогноз уточнялся, и, наконец, 9-го утром дежурный синоптик Тимохина составила сводку, правильность которой днем позже испытали на себе туристы девяносто третьей: «…снег, метель, сильное понижение температуры».

Штормовое предупреждение от 8 сентября («похолодание, сильные дожди и грозы») дошло до туристских организаций, но не вызвало у них ни малейшей тревоги, не возымело никакого практического результата. Штормовое предупреждение от 9 сентября вообще не дошло: Тимохина заполнила его «не на том» бланке. Номер телефона, по которому областной туристский совет должен был получить тревожное сообщение, в этом бланке отсутствовал. Сводку, переданную в эфир, туристские руководители, естественно, не услышали: на приюты и базы «не завезли» даже плохонькие приемники. Да если б и «завезли»!.. При той безалаберности, которая царила в туристском «ведомстве», вряд ли даже точнейший прогноз сыграл бы должную роль.

Эта безалаберность, это преступное легкомыслие существовали, конечно, и раньше. С тем же риском, с той же мерой опасности, с той же самой реальной возможностью попасть в западню к слепой силе природы шли и до девяносто третьей девяносто вторая, девяносто первая и все остальные. Так же не было плана спасения, так же «отменно» маркировали тропу, так же ждал своего часа «укомплектованный» аварийный фонд. И подготовка инструкторов была нисколько не выше.

Просто сжалилась, удружила природа, не подвела, выдала вволю тепла и чистого неба. Все обошлось. И казалось, так будет всегда. Беспечность и равнодушие, ставшие нормой рабочего поведения, как бы подтверждались самой жизнью: зачем тратить силы, зачем проявлять служебное рвение, если и так все идет хорошо? И туристские песни про сильных и смелых становились не призывом к истинной боевитости, к готовности встретить любую опасность, а ничего не значащим ритуалом — очередной галочкой о «проведенных мероприятиях».

Словесная трескотня, заполняющая вакуум, который образуется от беспечности и безделья, всегда сопряжена с огромными нравственными издержками, с материальным уроном. Иногда же, как видим, она превращается в подлинное бедствие. И может поставить человека на грань катастрофы.

В тот самый день, 9 сентября, когда — не в силу особенной человечности, а всего лишь в силу профессиональной обязанности — надо было проверить, какая будет погода, и принять реальные меры (задержать группу или придать ей для сопровождения отряд спасателей), Кононишин созвал на «важное совещание» большое и малое руководство всех турбаз и приютов, спасательные службы и инструкторов. Он важно рассуждал о чуткости к людям, о том, что надо «повысить», «поднять», «мобилизовать». И все ораторы — их было не меньше чем два десятка, — уткнувшись в бумажки, целый день долдонили про «прибывших на отдых, забота о которых составляет первейший долг каждого из нас». Долдонили, не слушая себя и не слушая выступавших, а тем временем оставались считанные часы до драмы в горах, где с трагической беспощадностью предстала по истинному своему паритету цена трескучего слова.

Работая над этим очерком, я перечитал десятки инструкций, приказов, положений, постановлений — великое множество документов, определявших права и обязанности тех, кто профессионально причастен к этому массовому, увлекательному спорту. И знаете, что оказалось? Все там есть — и про то, какими должны быть инструкторы, и про то, как готовить туристов к походу. Есть про маркировку тропы и спасательный фонд, про аварийные сроки, про метеосводки и сигналы тревоги. Все предусмотрено до мелочей: на бумаге — не в жизни.

Когда во время процесса и прокурор, и судья пытались понять, почему эти разумные правила столь дружно не выполнялись, один из подсудимых произнес звонкую фразу, которая заставила о многом задуматься: «Мы же не формалисты!»

Добавить к сказанному остается немного. После длительного следствия в Майкопе состоялся суд над главными виновниками разыгравшейся драмы. К уголовной ответственности были привлечены директор турбазы «Кавказ» Заробян, директор турбазы «Горная» Строев, старший инструктор Роговин, начальник контрольно-спасательного отряда Гайдаров и синоптик Тимохина.

Ни один подсудимый виновным себя не признал: все кивали на кого-то другого, а больше всего — на погоду. Получалось, что только погода одна виновата, а поскольку посадить ее на скамью подсудимых нельзя, то и судебный процесс становился вроде бы неправомочным. Получалось, что можно успешно работать только при хорошей погоде, а при плохой никто ни за что вообще не отвечает и, стало быть, спрашивать за печальный итог решительно не с кого.

Но суд с такой «божественной логикой» не посчитался. За преступную халатность виновные осуждены к лишению свободы на срок от двух до трех лет (три года — максимальное наказание по закону), некоторые условно. Приговор этот совсем недавно вступил в законную силу.