Стюарт Росс - Наука Шерлока Холмса [методы знаменитого сыщика в расследовании преступлений прошлого и настоящего] [litres]

Образцов того, как Холмс занимается профилированием, слишком много, чтобы перечислить. Он проводит изучение характера практически каждого, с кем встречается, начиная от Ватсона и заканчивая человеком, неумышленно оставившим трубку в рассказе «Желтое лицо». Метод, который он использует, иногда называют «снизу вверх», что значит: детектив замечает малейшие детали внешности, речи и поведения и складывает их вместе, чтобы получить профиль. Его выводы неизбежно ошеломляют и – поскольку они отражают разновидность подсознательной мыслительной работы, которой мы отдаемся, встретив кого-либо впервые, – вызывают интерес. Привлекательность техники в стиле «соедини-точки-чтобы-получилась-картина» помогает объяснить популярность таких ТВ-шоу, как Profiler (NBC, 1996–2000) и Mindhunter (Netflix, 2017, 2019), – все они растут из тех расследований, что вел детектив с Бейкер-стрит, 221Б.

Время от времени можно забыть, что Холмс – вымышленный персонаж и что Конан Дойл знал выводы, к которым придет его герой, еще до того, как тот принимался за дело. Стратегия Холмса может часто казаться научной, но она не базируется на надежных, повторяемых доказательствах. Нет основания считать, что даже современное профилирование более точно, чем те инстинкты, на которые мы все опираемся. Поэтому иногда его отбрасывают как псевдонауку, нечто мало отличное от холодного чтения.

Но нет вопросов по поводу психологического чутья Холмса, и неважно, проверяемо ли оно с научной точки зрения. Мистер Джозия Эмберли («Москательщик на покое»), Мэри Сазерленд («Установление личности»), Мария Гибсон («Загадка Торского моста»), герцог Холдернесс («Случай в интернате»)… блестящий разум детектива выставляет их всех столь же обнаженными, метафорически говоря, как на столе патологоанатома. Если бы Холмс возродился в наше время, он определенно стал бы отличным психиатром.

Является ли маскировка искусством или наукой – спорный вопрос.

Чтобы одна персона могла убедительно изобразить другую, несомненно требуется нечто большее, чем просто мимикрия. Необходима способность сконструировать и использовать психологический профиль другого человека, и именно этому и посвящен этот раздел.

Маскировка столь же стара, как и сама цивилизация: Зевс, царь богов Древней Греции, постоянно прибегал к ней; шпионы всех времен и народов не могли без нее обходиться; участники «Бостонского чаепития» обратились к ней; и Шерлок Холмс пользовался ею множество раз. Преображал он себя и на Бейкер-стрит, но помимо этого у «него было как минимум пять убежищ в разных частях Лондона, где он мог изменить собственную личность» («Черный Питер»). Замечание Ватсона по поводу изменения личности очень важно, поскольку маскировка Холмса – это нечто большее, чем просто переодевание.

В то время как некоторые из его фальшивых персон достаточно незамысловаты – очевидными примерами являются французский рабочий в «Исчезновении леди Фрэнсис Карфэкс» или клирик в «Скандале в Богемии», в других случаях Холмс, будучи прекрасным актером, буквально становится другим человеком. Классический образец этого – два года, которые ушли у великого детектива на то, чтобы стать шпионом Олтемонтом («Его прощальный поклон»); процесс потребовал не только изменения акцента или манеры поведения, но и присоединения к тайному обществу и нарушения закона. Здесь не место для размышлений о том, какие обстоятельства в детстве Холмса сформировали его личность, но, возможно, одной из причин того, почему он мог меняться столь быстро и убедительно, состоит в том, что он никогда не был уверен в идентичности настоящего Шерлока Холмса.

Мы можем вкратце упомянуть, что Холмс вовсе не единственный персонаж в каноне, который прибегает к маскировке. На самом деле Невилл Сент-Клер («Человек с рассеченной губой») и Джефферсон Хоуп («Этюд в багровых тонах») делают это столь убедительно, что даже сам мастер камуфляжа, сыщик, оказывается не в состоянии опознать их. В туманном подбрюшье викторианского Лондона очень немногое – осязаемое или нет – было тем, чем казалось.

Холмс – образец практика, теория интересует его только в том случае, если она имеет отношение к его практике, и именно по этой причине, как мы уже замечали, его не интересуют принципы функционирования Солнечной системы (с. 13). Чтобы подкрепить это обобщение, мы можем завершить наш краткий обзор, оценив подход сыщика к разным аспектам теоретической науки, которые возникают во время его приключений.

Химией Холмс просто одержим, он проводит исследования, пытаясь найти метод идентификации человеческой крови, когда мы встречаемся с ним впервые; позже, после неудачи с Мориарти, он провел «несколько месяцев, изучая производные каменноугольной смолы» в Монпелье; и во время эпизода, описанного в рассказе «Глория Скотт», он тратит семь недель, «занимаясь экспериментами в области органической химии». Мало удивляет сообщение Ватсона о том, что их квартира «всегда была полна химикатами» («Обряд дома Месгрейвов»), и о том, что его друг «совершенно невыносим», когда лишен общества «записных книжек и химикатов» («Три студента»).

Разработанный в начале ХX века, популярный А тест Кастла – Мейера предназначен для того, чтобы выявлять наличие человеческой крови. Он базируется на индикаторе под названием «фенолфталеин», который становится розовым в присутствии гемоглобина.

Но имея в наличии весь этот химический антураж, можем ли мы с уверенностью сказать, что Холмс был хорошим химиком? Эксперты не всегда сходятся во мнениях по этому поводу. Профессор Айзек Азимов [46]описывает Холмса как «неумелого» химика, в то время как профессор Джеймс О’Брайен использует по отношению к великому детективу термин «эксцентричный» (смотрите книгу О’Брайена в библиографии). Эти два выдающихся ученых могли бы поставить вопрос о природе камня в «Голубом карбункуле» или вместе с Ватсоном задуматься над субстанцией, которой вымазана морда собаки, преследовавшей сэра Генри Баскервиля (Ватсон назвал эту субстанцию фосфором), и они могли бы найти термин «бисульфат бария» (« Установление личности») устаревшим, но ничто из этого не имеет особенного значения для простого читателя. Значение имеет только то, что все выглядит убедительно.