Питер Эверетт - Прогнившие насквозь [Тела и незаконные дела в главном морге Великобритании]

Несколько дней спустя неутомимым работникам из отдела отпечатков пальцев удалось наконец найти совпадение: это был Кеннет Эрскин, бомж-шизофреник. Проверка отделений биржи труда показала, что Эрскин приходил за своим пособием по безработице каждый второй понедельник в Кейворт-Хаус, расположенный совсем неподалеку от морга. Местные работники называли его шептуном, потому что разговаривал он очень тихо. Как и следовало ожидать, в следующий понедельник Эрскин появился вовремя и не стал оказывать сопротивления поджидавшим его детективам.

Кеннет Эрскин, старший из четырех детей Маргарет и Чарльза, родился в районе Хаммерсмит 1 июля 1962 года. Его родители развелись в середине семидесятых, и к этому времени Эрскин вместе с братьями уже провел несколько месяцев в приютах или временных приемных семьях. Соседи запомнили его как жизнерадостного пухлого мальчика, который часто читал Библию и утверждал, что верит в любовь и мир. После развода родителей он стал задирой, безо всякой причины нападал на детей помладше, иногда связывал их. Эрскина исключали из одной специализированной школы за другой за различные правонарушения. Он проткнул учителю ножницами ладонь; взял в заложники медсестру отделения психиатрии, приставив ножницы к ее горлу; вытолкнул другого ученика из движущегося автобуса и почти сжег одну из своих школ. Кроме того, он пытался утопить нескольких детей во время поездки в бассейн, удерживая их головы под водой, пока не вмешался персонал. Ни наказания, ни проявления нежности не помогали: Эрскин был известен тем, что в ответ начинал тереться о человека, который проявил к нему нежность, либо и вовсе занимался мастурбацией. Дома он дал своим младшим братьям марихуану и попытался их убить. Когда Эрскину было всего шестнадцать, мать выгнала его из дома. Он ютился по разным сквотам [34] Сквоттинг – нелегальное, самовольное заселение помещение. в Брикстоне и Стоквелле, где начал пить и принимать тяжелые наркотики, деньги на которые «зарабатывал» кражами со взломом. Будучи неоднократно арестованным, Эрскин попал в тюрьму для малолетних преступников Фелтем, где коротал время с карандашами и красками. Его сокамерник, взломщик Джеймс Доел, вспоминал, что на рисунках Эрскина были изображены связанные старики с кляпом во рту, с ножевыми ранами, сожженные и обезглавленные. Вопреки рекомендации врачей, Эрскин был выпущен на свободу в 1982 году и вернулся к прежней жизни. Он не обзавелся друзьями, у него не было никакой собственности, и он никогда нигде надолго не задерживался.

Во время допроса в полиции Эрскин признался в проникновении в дома пожилых людей, однако утверждал, что каждый раз после его ухода приходил кто-то еще – он-то, должно быть, и расправлялся с пенсионерами. Затем он поменял свои показания, заявив, что не помнит, чтобы кого-либо убивал, однако мог сделать это неосознанно. Гисли Гудьонссона, кавалера ордена Британской империи, профессора судебной психологии в Институте психиатрии Королевского колледжа Лондона, попросили оценить, достаточно ли Эрскин вменяем, чтобы предстать перед судом.

Будущий стоквеллский душитель еще с детства отличался от остальных: он проткнул учителю ножницами ладонь, вытолкнул другого ученика из движущегося автобуса и почти сжег одну из своих школ.

– Он очень плохо шел на контакт, – сообщил Гудьонссон в своем заключении. – Он отрицал, что с ним что-то не так. Я подключил его к устройству, позволяющему отслеживать потоотделение, задал ряд деликатных вопросов, и реакции его вегетативной системы дали мне понять, что он понимает достаточно, чтобы предстать перед судом.

(Эрскина приговорили к пожизненному заключению в психиатрической лечебнице, но в 2009 году его врачи из Бродмура подали апелляцию, чтобы приговор за умышленное убийство сменили на неумышленное. Апелляция была удовлетворена, и в 2016 году Эрскина перевели в лечебницу с менее строгим режимом. Теперь ему под шестьдесят лет, и его могут в любой день выпустить на свободу.)

Незамысловатая концовка поисков, которые чуть не зашли в тупик. Тем не менее, как мне предстояло вскоре узнать, история душителя была далека от завершения. Несколько дней спустя я сидел у себя в кабинете, разбирая целую гору документов и раскладывая их по папкам. Я пытался расчистить место для работы, но случайно перевернул огромную стопку бумаг. Наклонившись, чтобы их поднять, я замер на месте. Одно-единственное слово бросилось мне в глаза: удушение. Джон Джордан, пятьдесят семь лет. Обнаружен мертвым в своей квартире в Брикстоне 4 февраля. Он был моложе остальных жертв Эрскина, однако мне стало любопытно. Я решил изучить документы на предмет других случаев удушения, и вскоре они начали мне попадаться.

Среди других недавних жертв оказался Чарльз Куоррелл, семидесяти трех лет, задушенный у себя дома в Саутуарке 6 мая, а также Уилфред Паркс, задушенный в своей спальне в Стоквелл-Парк Эстейт 28 мая. Хоть эти убийства и произошли на нашем участке, дела передали в другие морги, поскольку в те дни мы были перегружены. С этими убийствами, а также подозрением на убийство семидесятипятилетнего Тревора Томаса, чье тело было обнаружено в сильно разложенном состоянии у него дома в Клэпхеме 12 июля, количество жертв душителя увеличивалось до одиннадцати. Возможно, эти дела были по-тихому закрыты, так как полиция была уверена, что нашла убийцу. Меня до сих пор преследуют мысли о том, что у душителя могли быть и другие жертвы за пределами Саутуарка.

Июль – сентябрь 1986 года

Я пришел на работу немного встревоженным – в голове без конца крутились мысли о других возможных жертвах Стоквеллского душителя. Тем не менее стоило мне зайти в секционную, как я сразу же обо всем позабыл, увидев наше последнее поступление: скелет, который изучал профессор Джонсон.

– Такое у нас нечасто увидишь, – сказал я, нагнувшись, чтобы лучше рассмотреть. – Он даже не выглядит особо старым.

– Так и есть, – ответил профессор Джонсон. Он улыбался, что было для него необычно, тем более рано утром. – Кто-то нашел его в глубине автомобильной парковки Национального театра. Наверное, какой-то бродяга.

Он хихикал себе под нос, осматривая тело.

– А что смешного? – спросил я.

Еще сильнее захихикав и стараясь сдержать хохот, обычно мрачный судебно-медицинский эксперт наконец смог из себя выдавить:

– Национальный театр сразу же уволил охранника парковки!

Он продолжал хихикать на протяжении всего вскрытия, и мы с Пэтом невольно к нему присоединились. Смех в столь мрачные времена, какой бы зловещей ни была его причина, было невероятно приятно слышать.