Питер Эверетт - Прогнившие насквозь [Тела и незаконные дела в главном морге Великобритании]

– Где он был найден? – спросил я.

– На Прейд-стрит, – ответил констебль, снова залившись краской.

Я нахмуренно посмотрел на него сквозь облако дыма.

– Где именно на Прейд-стрит?

– Эм… – неуверенно вымолвил он, сверяясь со своей записной книжкой. – Дом двести двенадцать. Рядом с букмекерской конторой.

Я подошел к своему каталожному шкафу и достал адресную книгу. Пролистав написанные от руки записи, вскоре я нашел то, что искал. В доме двести двенадцать по Прейд-стрит располагался скандально известный бордель, обслуживавший клиентов, получавших определенный тип наслаждения от определенного типа издевательств.

Обычно сопровождать трупы в морг поручали новеньким полицейским. Многие из них не выдерживали зрелища вскрытия и теряли сознание.

В 1970-х район Паддингтон, расположенный рядом с Сохо, знали как место, где можно было удовлетворить любую сексуальную слабость. Мы вели список всех известных доминатрикс [13] Домина – понятие, используемое, как правило, в отношении женщин, которые предлагают практики в составе БДСМ, такие, как садизм и доминирование. и борделей, чтобы учитывать сексуальное возбуждение при выяснении причины смерти. При ближайшем рассмотрении груди мужчины стало понятно, что раны на ней были поверхностными и остались, вероятнее всего, от ударов кнута, нанесенных с энтузиазмом.

За пять лет, прошедших со времени моей работы в больнице Университетского колледжа, я набрался достаточно опыта, чтобы стать заведующим морга, и мне подвернулась вакансия в больнице святой Марии в Паддингтоне. Это был тот самый морг, где сорока годами ранее работал сэр Бернард Спилсбери, отец современной патологии, предоставивший доказательства, которые привели к приговору Хоули Харви Криппена за убийство своей жены Коры в 1910 году. Дело Криппена уже успело получить скандальную известность, навсегда войдя в анналы криминальной истории, когда капитан направлявшегося в Америку лайнера, на котором намеревался сбежать Криппен, узнал беглеца и телеграфировал в Скотланд-Ярд. Старший инспектор Уолтер Дью запрыгнул на быстроходный корабль и арестовал Криппена вместе с его любовницей, как только те сошли на берег. В том же году Криппена повесил подрабатывающий палачом парикмахер по имени Джон Эллис.

Судмедэксперты врывались, словно облаченные в плащи вампиры, склонялись над трупами, внимательно их изучали, а затем так же стремительно удалялись к своей следующей «жертве».

Условия со времен Спилсбери особо не улучшились. Секционная с тремя столами для вскрытия располагалась в вагончике-бытовке, установленном на крыше отделения патологии, в то время как холодильник и часовня были спрятаны глубоко в подвале. В одном из настенных шкафов я обнаружил набор инструментов, многие из которых оказались мне незнакомы. Наверное, ими пользовался сам Спилсбери, и место им было в музее. Что касается персонала, работали там только я и Пэт – лишь периодически к нам присоединялись временные помощники. Судмедэксперты врывались, словно облаченные в плащи вампиры, склонялись над трупами, внимательно их изучали, а затем так же стремительно удалялись к своей следующей «жертве».

– Готов поспорить, этот бедняга слишком уж сильно возбудился, – сказал я, и лицо полицейского стало настолько багровым, что я раньше такого даже не видел!

– Сестра из и-интенсивной терапии сказала, что у него был с-с-сердечный приступ, – заикаясь, сказал он.

Я кивнул, и Пэт передал мне его больничную карту.

– Что ж, в подобных случаях, – сказал я, пролистывая страницы, – нужно быть уверенным наверняка, не так ли? Это ваше первое вскрытие?

Констебль кивнул.

– Не переживайте, – сказал я, стараясь, чтобы голос звучал как можно дружелюбнее. – На самом деле все не так и страшно. Секрет в том, чтобы воспринимать тело как пустой сосуд… черт, лови его, Пэт!

Мы разместили потерявшего сознание констебля на соседнем столе. Пэт положил ему на грудь карточку с надписью «Живой», достал из шкафчика пару сэндвичей и поставил чайник. Я убрал трубку и начал свои приготовления.

– Мистер Кнут наверняка бы насладился своим вскрытием, будь он жив, – сказал я Пэту, откусившему приличный кусок сэндвича с колбасой.

Первого убитого человека в моей карьере (первого из четырехсот) привезли в шесть часов воскресным утром. Это была женщина за двадцать, на которой, казалось, не было и следа насилия. Тем не менее, когда мы ее раздели, я заметил над животом небольшую колотую рану.

С родственниками погибших ужасно тяжело общаться. И с годами проще не становится.

Вместе с телом с места преступления – съемной студии в Килберн – приехал детектив с угрюмым лицом.

– Такая бессмысленная смерть, – сказал он. – Отказалась давать своему парню деньги на наркотики, вот он ее и прирезал.

Со вскрытием все было довольно однозначно: лезвие повредило аорту девушки, и меньше чем за минуту она скончалась от внутреннего кровотечения. Никто за ее телом не обратился, так что им занялось государство. Несколько недель спустя я пил посреди ночи кофе в отделении интенсивной терапии, болтая с местными медсестрами, как вдруг у них зазвонил рабочий телефон. Все остальные в тот момент оказались чем-то заняты, так что трубку взял я.

– Я ищу свою сестру, – сообщил голос. – Я не видела ее уже какое-то время и решила обзвонить больницы.

– Хорошо, – ответил я, поискав ручку и листок. – Как ее зовут?

Звонившая назвала имя, и я обомлел. Я разговаривал с сестрой убитой женщины. Я не смог заставить себя сообщить ей плохие новости – этот момент она наверняка с ужасом вспоминала бы до конца своих дней – и поспешил передать трубку медсестре.

Помимо осмотра поступающих тел, я также узнавал у родственников истории болезни, чтобы понять, нужно ли вызывать судмедэксперта. Общаться с родными покойных мне было чрезвычайно тяжело. С мертвыми можно расслабиться: они не станут стенать о несправедливости случившегося или умолять сказать, что все это неправда. От родственников можно ожидать и не такого, и я с огромным трудом выдавливал из себя слова утешения, когда это требовалось.

Однажды я зашел в комнату для родственников отделения интенсивной терапии в поисках родных пожилой женщины, скончавшейся минут за двадцать до этого, и обнаружил двух девушек в крайне подавленном состоянии: это были ее дочери. Они пытались утешить друг друга, и я с сочувствием кивнул в их сторону, после чего, держа в руках планшет с бумагами, спросил, хотят ли они свою маму кремировать или похоронить. Они разразились криками и слезами. Никто им еще не сообщил, что мать скончалась! Сгорая от стыда, я предпринял безнадежные попытки извиниться и успокоить их. С того дня я всегда проверял, все ли в курсе, прежде чем доставать планшет и задавать такие вопросы.