Тед Шварц - Хиллсайдский душитель [История Кеннета Бьянки] [litres]

Не знаю, чем кончилось бы дело, но на тот момент я только что вступил во второй брак и не хотел его разрушать. Впрочем, это совсем не мешало моему воображению.

В одних фантазиях я ужинал с ней, потом мы шли к ней или в гостиницу и предавались безумной страсти, утром она уезжала на работу, а я возвращался к своим делам. Под конец мы в слезах расставались навек, но я не выдерживал, собирал вещи и мчался в Лос-Анджелес, чтобы воссоединиться с ней.

В других фантазиях, на этот раз кошмарных, роман начинался точно так же. Потом, где-то между первым поцелуем и перемещением в спальню, она рассказывала, каким способом убивает своих жертв. И предлагала мне написать о ней книгу, а прежде поприсутствовать при заклании следующей жертвы, чтобы уловить все нюансы ее метода.

Поскольку все это происходило только у меня в голове, мне не пришлось принимать во внимание реальную угрозу подцепить венерическое заболевание или столкнуться с полным отсутствием общих интересов, кроме моих книг. Мне не пришлось вспоминать, что Лос-Анджелес настолько сейсмоопасен, что в некоторых здешних садиках родителей просят помимо карандашей, фломастеров и носовых платков закупить подходящие по размеру пластиковые мешки для трупов.

В фантазиях мы с хорошенькой администраторшей либо наслаждались началом шикарного романа (и тяжелого развода), либо я оказывался героем «ужастика» в духе книг Стивена Кинга. А в реальности, проявив куда большее благоразумие, чем мне самому хотелось бы, я поблагодарил ее, принял участие в телешоу, а потом уехал в гостиницу – в гордом одиночестве.

Вот такая она, слава.

Но если серьезно, история Хиллсайдского душителя вызывала такие эмоции и жизненные перипетии, которых я никак не ожидал, а зачастую и не хотел.

Например, пока я работал над книгой, Вероника Комптон проходила через собственный ад. Ряд психологических травм вкупе с работой и социальным положением, которые открывали легкий доступ к алкоголю, наркотикам и другим разрушительным порокам, постепенно опустошали ее. Наконец женщина оказалась в больнице Доброго Самаритянина, страдая от расстройства сна, панических атак и других биохимических реакций, отягощенных эмоциональными проблемами, по поводу которых она еще только собиралась проконсультироваться. Вероника начала подозревать у себя душевное расстройство, тогда как Кен Бьянки казался ей единственным человеком, который ее понимает.

«Кен меня успокаивал, – писала она впоследствии. – Обещал, что будет удерживать меня в реальности и защищать от чудовищ. Временами меня охватывал леденящий ужас: мне казалось, что за мной явился призрак; я не могла избавиться от ощущения, что за мной следят. Призрак казался совершенно реальным, он прятался за спинкой кресла в машине, у меня в шкафу, под кроватью, в душевой кабинке. Он хотел моей крови, а спасти меня мог только Кен. У Кена были сила и власть. Он обещал, что, если я позволю ему контролировать мою жизнь, призрак меня не тронет. Просто надо делать так, как велит Кен. Он сказал, что нужно больше кокаина, таблеток, больше виски. Надо было просто слушаться его и думать о том, как он защищает меня».

Вероника превращалась в эмоциональную развалину. Некогда красивая, яркая женщина, она происходила из весьма уважаемой семьи. Если там и были какие-то грязные тайны, то их хорошо скрывали. Комптон не привыкла просить совета, она считала себя сильной и справлялась со своими проблемами сама или с помощью своего тогдашнего мужа. Но тут справиться не смогла. И никто не смог бы. Вероника постоянно слушала плеер в наушниках, чтобы музыка заглушала голоса, которые звучали у нее в голове.

«Когда сюрреалистический мир сливался с сумбурными голосами, они сообща захватывали власть над тонкими энергиями, – объясняла Комптон. – Сознание все больше опустошалось, заполняясь мыслями других. Жизнь казалось бесцельной; вокруг царила магия. В жизни не осталось выбора, только пассивный сон похищенного сознания. Полуослепшая, с истерзанной душой, я перемещалась из одного зрительного и звукового кошмара в другой. Мне не хватало сил, чтобы остановить наступление на привычный мир. Его вырвали из глаз, ушей и тела, и никто не мог дать ответ, что мне делать… никто, кроме Кена. Таблетки, инъекции, опять таблетки, кокаин, алкоголь и разговоры. Посещения превратились в исповеди».

В июле 1980 года Вероника довела себя до предела. Она была измотана и принимала наркотики, чтобы избавиться от кошмаров, терзавших ее сознание. У нее появился наркотический психоз, но этого никто не замечал. Никто не протянул ей руку помощи. Она уже не могла общаться с окружающим миром. Женщина писала: «Кен – всё для меня; он знает каждый мой шаг. Он следует за мной. Когда я на яхте в море, его голос звучит по радиосвязи. В ресторане отеля „Беверли-Хиллз“ телефон приносят к моему столику. В кабинете на бульваре Робертсон телефон звонит, когда я вхожу в приемную. Он встречает меня в доме отца; потом, когда я еду домой в лимузине, он звонит в машину. Говорит, что через полчаса позвонит мне домой. Опять виски, кокаин, таблетки. Спрятаться негде и незачем. Встречать безумие в одиночестве? Опять таблетки, кокаин, виски.

Муж не в силах помочь; я должна справиться сама. Когда я умоляла его упрятать меня в психушку, прежде чем я начну убивать людей, он расплакался и отказался. Может, я зря беспокоюсь. Что еще я могу сделать? Доктора знают, что я теряю контроль над собой, но меня ведь пока не упекли. Что происходит? Что правильно и что неправильно? Что хорошо и что плохо? Не знаю. Не знаю ничего, кроме Кена, и Кен – это Бог. Кен мой спаситель и спасение. Он знает, что нет такой реальности, которую мы не сумеем преодолеть. Опять таблетки, кокаин, виски».

Веронику можно счесть и добровольной пособницей Хиллсайдского душителя, и его последней жертвой. Она пыталась убить ради Бьянки, но то ли не сумела, то ли раздумала и сбежала. Как бы то ни было, Вероника во время приступа безумия собиралась освободить Кена.

Согласно плану, Вероника должна была связать и задушить случайно выбранную жертву, а потом обставить дело так, чтобы стало ясно: Хиллсайдский душитель снова взялся за старое. Она по собственной воле взяла у Кена сосуд с его спермой. Образец, впрыснутый во влагалище будущей жертвы, должен был «доказать» невиновность Бьянки, ведь он сидел в тюрьме под надежной охраной. Вина Комптон в покушении на убийство бесспорна, однако женщина погружалась в безумие и не могла отвечать за свои действия.

Появление на месте свидетеля во время суда над ней сработало против Вероники. На записях она производит впечатление человека заносчивого и лживого.

Защищал Комптон адвокат Билл Джонстон, обвинителем выступал Дэвид Макэкран. Приведенные ниже свидетельские показания были получены на судебном заседании 18 марта 1981 года.