Федор Кокошкин - Лекции по общему государственному праву

Власть, в широком смысле слова, есть и у первобытного кочевого племени, но специфические свойства власти государственной (безусловно, принудительный характер) она приобретает только с переходом к оседлому, земледельческому быту. Этот переход оказывает громадное влияние на характер власти. С одной стороны, оседлость и земледелие усиливают потребность во внешней защите. Кочевое племя в случае нападения врагов может передвинуться: вытесненное из одного места, оно переходит легко в другое. Для оседлого населения, прочно связанного с землей, такое передвижение крайне трудно. С другой стороны, с появлением земледелия и земельной собственности увеличиваются имущественные различия в среде союза и вместе с тем возрастает потребность во внутреннем порядке. Но самое главное отличие оседлого населения от кочевого в отношении характера власти вытекает из того, что в оседлом обществе решение тех столкновений, которые возникают внутри союза, чрезвычайно затрудняется. Кочевое племя, не имея прочной связи с территорией, в случае раздоров и несогласий легко может распасться на части, как мы это видим в библейском сказании об Аврааме и Лоте. Когда пастухи, пасшие их стада, стали ссориться, Авраам и Лот решили миролюбиво разойтись в разные стороны: "Ты иди направо, а я налево". Для оседлого союза такой простой выход невозможен. Здесь враждебные партии волей-неволей переплетаются между собой на одной и той же территории, а потому и разрешение столкновений приобретает другой характер. Возникает неизбежно упорная борьба, которая кончается или тем, что сильнейшая часть населения побеждает слабейшую и вынуждает ее к повиновению созданной победителями власти, или же, когда силы приблизительно равны, — компромиссом, причем в последнем случае власть приобретает часто сложный состав. Но и в том случае, когда первоначально подчинение вынужденно и проистекает из прямого насилия сильных над слабыми, в конце концов, в течение времени, в силу обычая, вынужденное повиновение власти приобретает характер добровольного. Постоянного принуждения уже не требуется; оно выступает только в отдельных случаях — против отдельных членов союза, которые не повинуются власти.

Все сказанное выше представляет гипотетически лишь внешнюю картину хода развития государства, не объясняющую вполне того внутреннего процесса, который совершается в человеческом сознании при подчинении власти.

Каким образом из объективной необходимости власти возникает субъективное подчинение ей? Без ответа на этот вопрос мы впадем в ту же ошибку, как и те последователи экономического материализма, у которых условия производства являются таинственной силой, как будто бы разумным существом, создающим государство. Если бы мы предположили, что все члены союза сознают объективную необходимость власти и для осуществления ее вполне сознательно создают государство, то это была бы договорная теория, несостоятельность которой мы уже выяснили, и раз мы отвергаем эту теорию, то должны дать другое объяснение возникновению власти. Вопрос, почему, в конце концов, миллионы людей повинуются одному человеку или небольшой группе людей, — остается пока без точного ответа; для этого ответа нужно уяснить психологическое основание власти. Полное объяснение здесь так же мало возможно, как и в вопросе о ходе исторического развития первых государств. Возможно лишь указать психологические факты, намечающие путь к разрешению проблемы.

Государственная власть, как и всякая иная общественная власть, есть явление в высшей степени сложное, которое, несомненно, имеет позади себя длинную историческую эволюцию со времени появления самых простых форм общежития. Но мы встречаем и теперь в общественной жизни такие явления, которые являются более простыми, более примитивными, нежели государственная власть, и с которыми вместе с тем государственная власть, несомненно, стоит в известном внутреннем сродстве, — это явления личной власти, власти не государства, не общества, а личной власти человека над человеком. В истории можно указать достоверные случаи происхождения общественной власти из личной. Первоначальная личная власть, т. е. господство одного человека над одним или несколькими людьми, связанными с ним личными отношениями, часто с течением времени переходила во власть общественную и государственную. Таково, например, происхождение власти в тех германских дружинах, которые разрушили Римскую империю. Власть германских конунгов — отстготских, вестготских, лангобардских, франкских — не была, строго говоря, племенной, потому что ей подчинялась группа лиц, составленная из осколков различных племен; она не имела с самого начала характера общественной власти. Первоначальным ядром образовавшихся впоследствии племен было своеобразное явление древнегерманской жизни, которое, впрочем, имеет аналогию и в древнерусской истории — дружина. Искатели приключений, не довольствуясь мирной жизнью, подбирали дружину для грабежа и завоеваний; этот союз был основан на чисто личных отношениях между его главой и каждым из членов в отдельности. Первобытный германский король (также, как древнерусский князь) заключал с каждым дружинником совершенно отдельный чисто личный договор, в силу которого дружинник обязывался повиноваться приказаниям короля на войне, участвовать в его военных экспедициях, взамен чего ему обеспечивались содержание и известная доля добычи. Но с течением времени эта личная власть германского короля над каждым отдельным дружинником перешла во власть общественную над целым союзом, который составился из дружины и покоренного ею населения. Точно так же возникала власть на почве религиозной. Так, власть Магомета, которая стала в конце жизни его государственной властью над Аравией и соседними странами, первоначально была личной властью пророка над небольшой группой лиц, веривших в его божественное призвание. Сходную историю имеет существующее в Сев. Америке религиозно-политическое общество мормонов; здесь также из личной власти фанатика-пророка над его последователями возникло, в конце концов, целое государство, вошедшее на правах штата в Североамериканский Союз. Личная власть человека над человеком, являющаяся первичной и простейшей формой власти, может возникать из разнообразных причин. Почти все теории основания государственной власти, которые мы разобрали выше, имеют значение в том отношении, что указывают на известные причины, из которых может возникнуть личная власть. Например, личная власть может быть результатом сыновних чувств и носить, таким образом, патриархальный характер. Она может проистекать из религиозного обаяния, из веры в божественное призвание известного лица. Она может быть установлена путем договора — как это мы видели в примере германской дружины. Она является часто последствием материальной зависимости, более слабого экономически от более сильного, как, напр., власть землевладельца над безземельным лицом, поселяющимся на его земле. Личная власть может быть, наконец, порождена и превосходством физической силы, быть результатом страха перед насилием. Словом — основания личной власти могут быть весьма разнообразны. Нельзя не отметить при этом того факта, что личная власть человека над человеком иногда возникает и по причинам, остающимся для нас непонятными; она представляет собой тогда первичное психическое явление, которое не поддается дальнейшему анализу. Примеры такого личного обаяния, которое нельзя объяснить ни физическим, ни умственным превосходством, ни каким-либо иным доступным наблюдению основанием, довольно часто встречаются в повседневной жизни. Любопытный случай этого рода описывает Аксаков в "Семейной хронике", рассказывая об одном лице, с которым он познакомился, будучи студентом, и которое, еще учась в университете, проявляло какую-то непонятную психическую силу, подчинявшую ему товарищей, и впоследствии, будучи отставным офицером, явилось к грозному временщику, перед которым все трепетали — графу Аракчееву — с самыми резкими требованиями и, к общему изумлению, покорило его себе с первых слов. Такое личное обаяние, быть может, находится в сродстве с гипнотическим внушением.