Александр Васильев - Суд присяжных: последний шанс Фемиды. Адвокат в процессе с присяжными: стратегия и тактика защиты

Кстати говоря, об агрессивном противодействии защите. Вот снова пример из дела саранского коммерсанта Юрия Шорчева. Сообвиняемый по данному делу предприниматель Сергей Ковалев попал в это дело совершенно случайно, фактически в качестве мести за то, что отказался оговорить своего приятеля Шорчева. До определенного момента все обвинение против Ковалева по обвинению в соучастии в убийстве криминального авторитета Андрея Борисова строилось на показаниях одного единственного заинтересованного «свидетеля» Рината Чуракова, в искренность которого даже не все работники СК и МВД верили. Не верили в нее и работники прокуратуры. Поэтому, когда в очередной раз встал вопрос о продлении срока содержания Ковалева под стражей, по неофициальным данным прокуратура склонялась к отказу в поддержке соответствующего ходатайства следствия. В итоге, в самый последний момент (буквально за день-два) нашелся еще один «свидетель», говорящий о причастности Ковалева к убийству — конечно же, засекреченный секретный свидетель (в последствии защита выяснила, что это был… тот же самый Чураков, просто в новой ипостаси — http://shorchev.online/sodeks/).

Полагаю, нет нужды далее перечислять примеры, когда следствие шло на откровенные фальсификации доказательств обвинения или оказывало давление на свидетелей с целью получения тех или иных нужных показаний. Любой практикующий адвокат без труда вспомнит не один десяток примеров таких процессуальных реноваций…

Однако, даже если следствие не идет на явные фальсификации, преждевременное раскрытие доказательств защиты тоже может нанести серьезный ущерб вашей обороне. Например, участвуя в очных ставках, с большой осторожностью следует пользоваться правом задавать вопросы оппоненту и пытаться уличить его во лжи. Мало того, что следователь вполне может не утруждать себя мотивацией и снимать ваши вопросы просто так (или отразить вопросы и ответы в протоколе так как ему это ему выгодно — и иди потом обжалуй сколько влезет), а на суде эту очную ставку вообще могут не огласить под каким-нибудь благовидным предлогом, но самое главное, что «откозырявшись» еще на следствии — у выслушавшего вас оппонента будет возможность подумать над тем, как «острые углы» обойти. Более того, не исключается и «пропажа» из материалов дела соответствующих документов и доказательств на которые вы опирались. Особенно это относится к доказательствам, которые существуют в единичном экземпляре и не могут быть восстановлены.

Таким образом, выбирая активное опровержение версии обвинения на предварительном следствии, следует тщательно продумать — до каких пределов готово действовать следствие в опровержении доводов защиты, и соответственно, какие заявления стороне защиты следует озвучивать, а о каких лучше умолчать до суда присяжных.

Помните, планируемый суд с присяжными только обостряет нездоровую активность следствия в фальсификации доказательств вины и уничтожении доказательств невиновности. Поэтому лучше всего на стадии следствия предъявлять только те доказательства, которые однозначно не могут быть искажены следствием, либо те, которые в противном случае вообще могут утратить доказательственное значение.Наиболее же сильные доказательства лучше приберечь до процесса с присяжными, однако, при этом следует тщательно обдумать — как именно и в какой форме они будут предъявлены, чтобы с одной стороны — убедить присяжных в достоверности позиции защиты, с другой — не дать возможности стороне обвинения и суду сорвать их предъявление (пусть бы и незаконным путем).

Также в ходе работы на предварительном следствии нужно тщательно анализировать собственно действия защиты — с тем чтобы они не могли привести к обстоятельствам, позволяющим следствию вообще отказать обвиняемому в праве на суд присяжных.

Следующей ситуацией, возникающей по потенциально «присяжному» делу, является вариант, когда обвиняемый в течении следствия меняет свое отношение к предъявленному обвинению. Причем этот процесс возможен в противоположных направлениях — от признания вины к ее отрицанию и наоборот. Наиболее экстремальная ситуация — это смена отношения к предъявленному обвинению в ходе рассмотрения дела в суде.

Причины, по которым обвиняемые изначально признают вину, а потом отказываются, могут быть самые разнообразные. Это может быть и прямое принуждение и давление со стороны следствия (вплоть до физического принуждения), это может быть и обман обвиняемого следователем и/или адвокатом-назначенцем («признавайся — все равно не отпустят, а так хоть меньше дадут»), и даже это может быть просто страх и наивность перед возможными действиями следствия — «если признаюсь, то не посадят». Возможен даже вариант, когда обвиняемый действительно виновен в совершении преступления и признавался в этом, однако с течением времени пришел к выводу, что доказательственная база по делу недостаточна для его осуждения. Словом, в таком раскладе действует комбинация тактик защиты при признании под принуждением и тактики активного отрицания вины. Обычно такие ситуации возникают в первые часы или дни задержания обвиняемого, когда ему всеми правдами или неправдами следствие подсовывает своего «прикормленного» адвоката, который и «разводит» обвиняемого на полную «признанку», даже в отсутствии доказательств его вины… Увы.

Также часты ситуации, когда на первоначальном этапе следствия обвиняемый отказывается от сотрудничества со следствием и дачи показаний, а в последующем, определившись со стратегией защиты, начинает и давать показания, и участвовать в следственных действиях, и приводить доказательства. Подробнее о причинах признания обвинения мы говорили ранее.

По сути, в изучаемой ситуации имеет место комбинация первых двух рассмотренных типичных случаев, но с одним существенным отличием. С одной стороны, такое изменение позиции по делу само по себе не слишком-то хорошо выглядит в глазах присяжных (однако при умелом подходе это не критично), с другой — сторона защиты в этом случае получает серьезную возможность для маневра, неожиданную и крайне опасную для следствия. Соответственно и использовать этот маневр следует с особой тщательностью, все детально распланировав и предусмотрев. Фактически у обвиняемого появляются определенные возможности заложить под обвинение «мину» замедленного действия, а с учетом внешнего соглашательства с обвинением — бдительность следователей обычно бывает изрядно притуплена.

И если в обычном процессе подобное дело можно заранее считать проигранным — профессиональный судья вполне может построить все обвинение на чистосердечном признании в отсутствии других доказательств — в то же время суд присяжных дает подсудимому возможность оспорить и это «признательное» доказательство. Так, в деле «Белых волков», подсудимый Исакин изначально, в присутствии адвоката-назначенца, дал признательные показания по ряду эпизодов. Затем последовал отказ от признания вины и это повлекло за собой активное давление на обвиняемого. В частности, он был переведен в пресс-хату, которых «конечно же нет» в наших следственных изоляторах и в которой доминировали выходцы из Средней Азии. Естественно, опера не преминули сказать «смотрящему» за камерой о том, в совершении каких преступлений обвиняется их новый сокамерник. Словом, ситуация складывалась угрожающая, но изменить что-либо в условиях содержания в изоляторе было крайне трудно, а главное, это требовало значительных затрат времени (прежде всего, на обивание порогов УФСИНовского и милицейского начальства), которого у нас особо и не было. Если бы обвиняемого морально доломали, то нечего было и надеяться даже на минимальный успех в суде присяжных.