Любовь Лобанова - Преступления против правосудия

УК России такой специальной нормы не содержит. Оценка подобных ситуаций должна, думается, осуществляться с учетом тех целей, которые ставят митингующие. Если эти цели соответствуют целям, предусмотренным ст. 294 УК, то квалифицировать деяние по названной статье вполне возможно. Если митинговые мероприятия вызваны принятием компетентными органами незаконных решений, то оценка должна даваться с позиции ст. 20.2 КоАП РФ, предусматривающей административную ответственность за нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования.

Создание для судьи неблагоприятных бытовых условий (организация ночных телефонных звонков, враждебных акций соседей и т. п.) также может рассматриваться как форма вмешательства в деятельность суда [216]. А вот к просьбам заинтересованных лиц о вынесении заведомо неправосудного судебного акта следует, на наш взгляд, подходить дифференцированно, в зависимости от того, насколько сильное психологическое воздействие могут оказать эти просьбы. В данном вопросе мы не разделяем позицию В. В. Мальцева, полагающего, что «просьбы заинтересованных лиц о вынесении заведомо неправосудного приговора следует рассматривать лишь как необоснованные заявления и жалобы» [217]. Ведь просьба может носить систематический, настойчивый характер, сопровождаться обещаниями предоставления материальных и нематериальных благ, исходить от нескольких лиц. Во всех этих случаях просьба способна оказать неблагоприятное влияние на беспристрастность лица, участвующего в отправлении правосудия. Просьбу, не способную вызвать у судьи серьезные психологические затруднения, мешающие объективному отношению к делу, думается, можно оценивать как малозначительное деяние (ч. 2 ст. 14 УК).

Законодатель сформулировал данный состав преступления как формальный . Соответственно посягательство следует признавать оконченным с момента совершения действий, непосредственно направленных на создание препятствий для осуществления правосудия, независимо от того, изменилась ли в результате подобных действий деятельность суда.

Субъект преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 294 УК, должен обладать только общими признаками, то есть речь идет о физическом вменяемом лице, достигшем возраста 16 лет.

Субъективная сторона данного посягательства характеризуется прямым умыслом и специальной целью. Виновный осознает, что вмешивается в деятельность суда по отправлению правосудия и при этом преследует цель воспрепятствовать осуществлению последнего. Прав В. В. Мальцев, отмечающий, что цель воспрепятствования осуществлению правосудия необходимо устанавливать с учетом характера деятельности каждого из видов судов российской судебной системы и процессуального законодательства на основе фактических обстоятельств и соответствующего материального закона. Однако в содержании этой цели преобладает стремление лица склонить, вынудить суд принять такое решение по делу, которое заведомо нарушает нормы закона [218]. Уточним, однако, что осознание незаконности решения обязательно лишь для воздействующего на судью лица. Если такого осознания нет у судьи, это не исключает квалификацию действий лица, вмешивающегося в деятельность суда, по ст. 294 УК. Заметим также, что при воспрепятствовании осуществлению правосудия, не связанном с воздействием на судей, субъект может стремиться к тому, чтобы исключить вообще вынесение судебного акта, определяющего судьбу дела.

В период действия ст. 176 1УК РСФСР в юридической печати высказывалось суждение, что «формулировка данной статьи о том, что вмешательство осуществляется ради незаконного решения... вряд ли правильна» и что «данная норма могла бы быть ограничена следующей формулировкой: попытка каких-либо лиц склонить к принятию какого бы то ни было решения по делу, предпринятого вне рамок установленного законом порядка рассмотрения судебных дел, наказывается...» [219].

Подобная позиция, кстати сказать, нашла отражение в одном из Проектов Уголовного кодекса. В ч. 1 ст. 299 Проекта Особенной части УК России о вмешательстве в деятельность по отправлению правосудия говорилось как о вмешательстве «в какой бы то ни было форме в деятельность суда с целью оказать воздействие на осуществление правосудия». Думается, что законодатель не напрасно отказался от такой регламентации цели данного преступления. Воздействие может быть и положительным. Обоснованием принятию законодателем именно такого решения может служить и то, что норма, содержащаяся в ст. 294 УК, служит для защиты не независимости судебной власти самой по себе, а такой независимости судей, которая является условием вынесения ими законного и обоснованного судебного акта. Правы были ученые, утверждавшие, что независимость судей и их подчинение только закону — единый принцип; что судьи потому и независимы, что они подчиняются только закону; что судейская независимость без подчинения судей закону превратилась бы в судейский произвол [220]. Поэтому побуждение судей к вынесению правосудных актов само по себе, не связанное с совершением других самостоятельных составов преступлений, не может, на наш взгляд, рассматриваться как общественно опасное деяние [221].

Представляется также, что прежде всего особая цель отличает вмешательство в деятельность суда от нарушения порядка в судебном заседании, являющегося процессуальным правонарушением и влекущего соответствующие меры воздействия (см., например, ч. 4 и 5 ст. 154 АПК РФ, ст. 258 УПК РФ).

Часть 2 ст. 294 УК призвана обеспечить процессуальную самостоятельность производящего расследование лица как необходимое условие осуществления всестороннего, полного и объективного расследования уголовного дела.

Одним из ключевых положений УПК РФ, характеризующих правовой статус следователя, является предписание, закрепленное в п. 3 ч. 2 ст. 38, согласно которому следователь уполномочен «самостоятельно направлять ход расследования, принимать решения о производстве следственных и иных процессуальных действий, за исключением случаев, когда в соответствии с настоящим Кодексом требуется получение судебного решения и (или) санкции прокурора» [222]. О процессуальной самостоятельности дознавателя свидетельствует положение, закрепленное в п. 1 ч. 3 ст. 41 УПК.

Должная реализация предписаний уголовно-процессуального законодательства о процессуальной самостоятельности лиц, производящих предварительное расследование, возможна лишь в обстановке защищенности указанных лиц от всякого внепроцессуального вмешательства в их деятельность [223].

Формы деяния, входящего в объективную сторону состава преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 294 УК, те же, что и деяния, предусмотренного ч. 1 данной статьи, с той лишь разницей, что влияние в данном случае осуществляется на прокурора, следователя, дознавателя, осуществляющих расследование по конкретному уголовному делу. Думается, что следует согласиться с Ю. И. Кулешовым в том, что «воздействие на должностных лиц органа дознания при проведении ими оперативно-розыскной деятельности либо на прокурора, осуществляющего надзор, не связанных с расследованием уголовного дела, не влечет ответственность по данной статье Уголовного закона» [224].