Любовь Лобанова - Преступления против правосудия

При этом следует опираться на определение Конституционного Суда РФ № 119-0 от 22 января 2004 г. по жалобе Семеновой Л. М. на нарушение ее конституционных прав ч. 4 ст. 354 УПК РФ.

Районный суд отказал Семеновой в удовлетворении жалобы на отказ дознавателя в возбуждении уголовного дела по факту нанесения ей телесных повреждений. Семенова обратилась с кассационной жалобой на это решение суда, но в рассмотрении жалобы ей было отказано со ссылкой на ч. 4 ст. 354 УПК, предоставляющую право кассационного обжалования лишь указанным в данной норме лицам, к числу которых, по мнению суда, Семенова не относится, так как она не была признана потерпевшей в установленном законом порядке.

Конституционный Суд РФ признал такое толкование ч. 4 ст. 354 УПК неправильным, указав, что обеспечение гарантируемых Конституцией РФ прав и свобод в уголовном судопроизводстве обусловлено не формальным признанием лица тем или иным участником производства по уголовному делу, а наличием определенных сущностных признаков, характеризующих фактическое положение этого лица как нуждающегося в обеспечении соответствующего права. Исходя из этого, Конституционный Суд РФ определил, что ч. 4 ст. 354 УПК по своему конституционно-правовому смыслу не исключает возможность обжалования судебного решения, принятого по результатам проверки законности и обоснованности отказа в возбуждении уголовного дела, лицом, чьи права и законные интересы были затронуты этим решением [411].

Таким образом, Конституционный Суд РФ по существу признал, что лицо, которому, по его мнению, причинен вред, но которое не признано потерпевшим, обладает теми же процессуальными правами, что и лицо, признанное потерпевшим. Следовательно, необоснованный отказ такому лицу на его заявление в возбуждении уголовного дела следует рассматривать как один из видов незаконного освобождения от уголовной ответственности (ст. 300 УК).

Государство заинтересовано в том, чтобы раскрывались все совершенные преступления, но не стремится к тому, чтобы путем провокаций увеличивалось количество преступлений или искусственно создавалась видимость их совершения и обнаружения там, где никто не намеревался стать преступником. Для борьбы с этим явлением уголовное законодательство предусматривает ответственность за провокацию взятки.

Такая ответственность была предусмотрена в ст. 115 УК РСФСР 1922 г., которая определяла этот состав как заведомое создание должностным лицом обстановки и условий, вызывающих предложение взятки, в целях последующего изобличения дающего взятку. Соответствующий состав был и в ст. 119 УК РСФСР 1926 г., в которой деяние было сформулировано шире — как заведомое создание должностным лицом обстановки и условий, вызывающих предложение или получение взятки, в целях последующего изобличения давшего или принявшего взятку, т. е. включало провокацию не только дачи, но и получения взятки. В УК РСФСР 1960 г. аналогичного состава не было, а в УК РФ он появился вновь, но в виде, сильно отличающемся от формулировок ст. 115 УК РСФСР 1922 г. и ст. 119 УК РСФСР 1926 г.

В ст. 304 УК РФ провокация взятки либо коммерческого подкупа определяется как попытка передачи должностному лицу либо лицу, выполняющему управленческие функции в коммерческих или иных организациях, без его согласия денег, ценных бумаг, иного имущества или оказания ему услуг имущественного характера в целях искусственного создания доказательств совершения преступления либо шантажа.

Потребность во включении такого состава в УК обсуждалась до его принятия, когда соответствующая норма появилась в проекте УК. Одна из причин этой потребности заключалась в том, что взяточничество всегда было высоколатентным преступлением. Борьба с ним представляла значительные трудности, так как дача-получение взятки являются составами необходимого соучастия, при котором уголовной ответственности подлежат оба участника, вследствие чего они не заинтересованы в обнаружении данного преступления. С целью увеличить раскрываемость взяточничества закон освобождает от ответственности взяткодателя, если он после дачи взятки добровольно сообщил об этом органу, имеющему право возбудить уголовное дело. Это в какой-то мере стимулирует позитивное посткриминальное поведение взяткодателя, является своего рода благодарностью ему за то, что он помог разоблачить более опасного преступника — взяткополучателя. Однако эффективность данной нормы невелика, случаи добровольного заявления довольно редки, и их число несопоставимо с количеством совершенных преступлений.

Ситуация обострилась в начальный период экономических реформ, когда резко увеличилось количество коррупционных преступлений, особенно взяточничества, что характерно для периода приватизации, сопровождавшейся неконтролируемым перераспределением собственности. В. П. Котин правильно отметил, что в этих условиях правоохранительные органы с целью усилить борьбу со взяточничеством стали использовать средства и методы, которые не всегда соответствовали закону, но позволяли добиться положительного результата. Одним из таких методов стали направленные на выявление взяточничества провокационные действия сотрудников правоохранительных органов, которые стали причинять существенный вред не только правам и свободам граждан, но и общественным интересам [412]. А. А. Мастерков указывал, что осуществление провокационных махинаций в борьбе с преступлениями зачастую наносит больший вред правоохраняемым общественным отношениям, чем многие из самих этих преступлений [413].

О распространенности данного явления свидетельствуют специальные исследования. А. А. Мастерков в результате экспертного опроса сотрудников ряда оперативных подразделений МВД и ФСБ установил, что половина опрошенных считает возможным провоцировать лицо, подозреваемое в совершении преступлений, на совершение того или иного преступления с целью последующего изобличения, еще двадцать процентов опрошенных имеют опыт осуществления таких провокаций [414].

Указанные обстоятельства вызвали необходимость криминализации провокационных действий, применяемых в борьбе со взяточничеством. Однако формулирование соответствующего состава вызвало определенные трудности. Необходимо было соблюсти баланс, с одной стороны, общественных интересов, заключающихся в разоблачении взяточников, а с другой — также представляющих социальную ценность свобод, которые можно нарушить путем изобличения граждан в преступлениях, которые они не намеревались совершать. В данном случае граждане оказываются жертвами незаконных провокационных действий правоохранительных органов. Поэтому закон должен был дать ответ на принципиальные вопросы: какие действия следует считать провокационными; следует ли устанавливать ответственность за провокацию как дачи, так и получения взятки (или коммерческого подкупа); какими должны быть условия уголовной ответственности за провокацию (признаки объективной стороны, субъекта и субъективной стороны); чем отличаются провокационные действия от правомерных оперативно-розыскных мероприятий, проводимых с целью изобличения взяточников, и т. п.