Юрий Антонян - Психология убийства

Третью категорию преступников Э. Ферри определил как привычную, характеризуя их тем, что они с раннего возраста всецело предаются преступлению, приобретают к нему "хроническую привычку и делают из нее настоящую профессию". Среди них убийцы встречаются редко, поскольку профессиональных убийц очень мало, зато среди следующих двух групп, выделенных этим автором — преступников по страсти и случайных преступников, — их более чем достаточно. Преступники по страсти это люди, как определяет их Э. Ферри, "прошедшая жизнь которых безупречна, люди сангвинического или нервного темперамента и с повышенной чувствительностью". Они без колебания признаются в своей вине и часто так раскаиваются, что покушаются на самоубийство.

Что касается случайных преступников, то указанный исследователь определил их так: у них "нет природной склонности к преступлению, но они совершают его под влиянием соблазнов, обусловливаемых либо их личным положением, либо физической или социальной средой, их окружающей, и которые не повторяют преступления, если устранены эти соблазны" '". Легко заметить, что преступники по страсти практически ничем не отличаются от случайных.

Вообще мысль о том, что есть случайные преступники, чрезвычайно любезна сердцу криминологов всех времен и народов, поскольку это очень удобно и необременительно — списать все на случай. Поэтому о случайном преступнике писали не только в XIX веке, но и в конце XX века. При этом никого не удивляет, насколько нелепо звучит "случайно украл" и тем более "случайно убил" (не путать с "убил по неосторожности"). Группа советских криминологов, опубликовавших в 1971 году коллективную монографию "Личность преступника", вопрос о типологии убийц решила на удивление просто. По их мнению, существуют три группы убийц.

Первая группа ("злостные") — это те, которые уже совершали преступления и административные правонарушения, тунеядцы и пьяницы. Вторую, полярную первой, составляют так называемые "случайные" убийцы. К ним относятся лица, которые раньше, как правило, вели честный трудовой образ жизни и не проявляли никаких признаков антиобщественной направленности. Совершению убийств ими способствует стечение неблагоприятных обстоятельств (неправомерное поведение потерпевших, неблагоприятные бытовые условия детоубийц и т.д.). Третья группа, конечно же, промежуточная, и в нее входят лица, не имеющие достаточно четких признаков злостного или случайного преступника или имеющие отдельные признаки обеих групп.

Ю. В. Голик написал даже книгу, специально посвященную случайному преступнику. Она так и называется: "Случайный преступник" (Томск, 1984). В ней есть очень любопытный пример.

Т., по профессии учительница, "предстала перед судом за убийство своего мужа, который, как установлено следствием, на протяжении восемнадцати лет совместной жизни постоянно пьянствовал, издевался над женой и детьми, оскорблял их и избивал, часто менял место работы (в деле имеются четыре характеристики с разных мест работы, все четыре крайне отрицательные). В деле собран ряд характеристик на гражданку Т. с разных мест работы более чем за двадцать лет. Во всех характеристиках гражданка Т. характеризовалась исключительно положительно, отмечались ее прекрасные деловые качества и чисто человеческие черты характера, умение работать с людьми и указывалось на отрицательное поведение мужа... Несомненно, Т. является случайной преступницей".

На мой взгляд, приведенный пример нисколько не убеждает в том, что Т. является случайной преступницей. Во-первых, не исследован виктимологический аспект ее конфликта с мужем, и остается неизвестным, была ли ее "вина" в этом, а если была, то в чем именно. Между тем анализ многих аналогичных случаев убеждает в том, что чаще всего виктимная "вина" имеет место. Более того, жесткое доминирование в семье жены нередко способствует алкоголизации мужа, который путем опьянения уходит от диктата жены и в таком состоянии насилием пытается восстановить свой мужской статус и тем самым компенсировать переживания, возникшие в связи с подчинением женщине. Во-вторых, совсем непонятно, почему в течение восемнадцати лет Т. не порвала отношений с мужем. Факт столь длительной брачной связи в условиях непрекращающихся конфликтов, избиений, оскорблений позволяет предположить наличие постоянно актуальной социально-психологической зависимости между ними, препятствующей разрыву. Вполне уместно допущение, что Т. не уходила от мужа, чтобы иметь возможность "командовать" им, а он — чтобы не лишаться руководства в жизни, хотя и травматичного для него. К тому же алкоголизация всегда ведет к сужению круга адаптирующих каналов, и жена часто остается единственным или наиболее значимым из таких каналов, утрата которого непереносима. Разумеется, все приведенные относительно данного примера соображения не более чем предположения, хотя и очень веские, которые следовало бы проверить.

Однако самое главное заключается в том, что неизвестно, почему Т. из всех возможных вариантов выхода из создавшейся длительной конфликтной ситуации избрала наиболее общественно опасный — убийство. Дело в том, что ни одна, даже самая сложная ситуация не предопределяет только единственный и только противоправный способ ее разрешения; иными словами, нет ситуаций, которые способствовали бы исключительно преступному поведению. У Т. были различные возможности выйти из конфликта и в первую очередь она могла попросту уйти от мужа, а также просить о принятии к нему мер административного и уголовно-правового воздействия и т.д. Чтобы ответить на поставленный выше вопрос о причинах выбора Т. именно убийства, а не иного способа разрешения конфликтной ситуации, необходимо глубокое психологическое исследование ее личности, всего жизненного пути, особенно условий воспитания в родительской семье, в которой формировалась первичная идентичность ее личности (изучение только материалов уголовного дела совершенно недостаточно). Лишь подобное исследование может дать ответ на вопрос, в чем личностный смысл совершенных преступных действий, какие субъективные задачи она бессознательно решала, совершая их. Мой опыт научного анализа подобных случаев убедительно свидетельствует о том, что преступное поведение, взятое в контексте индивидуальной жизни, всегда предстает не случайным, а строго закономерным.

Видимо, суд тоже посчитал учительницу Т. случайной преступницей, поскольку наказал ее лишь исправительными работами. Это нечто очень близкое к поощрению убийства, если соотносить степень общественной опасности содеянного и меру наказания. Для Т. убийство оказалось самым простым и нехлопотливым выходом из ситуации: убила и разом решила все проблемы, не понеся никакого реального наказания.