Александр Чашин - Юридическое айкидо

Для правозащитника, одиноко действующего против государства в лице прокуратуры, обоих следственных комитетов, следственных и дознанческих подразделений МВД, ФСБ, Госнаркоконтроля, судов и таких же правозащитников, наиболее приемлем стиль работы, подобный айкидо или, если угодно, самбо. Особенности стиля айкидо и будут предметом нашего внимания в последующих разделах предлагаемого издания.

Неверно было бы утверждать, что у каждого юриста есть свой стиль. Нередко в судебное заседание являются откровенные неумехи, которые, смущенно (или нагло) потоптавшись по залу судебного заседания, удаляются восвояси – надо полагать, тратить гонорар.

В первом разделе были выделены и описаны основные стили профессиональной деятельности в сфере юриспруденции. Все они различаются степенью эффективности и некоторыми присущими им элементами. Едино в них то, что это более или менее допустимые стили юридической работы. Но кроме них в юридической практике встречаются (и нередко) такие стили, которые характеризуются неспортивным поведением. Выше мы уже указали на один такой случай – шулерство с судебными документами. Кроме того, к девиантным методологиям в юриспруденции можно отнести следующие.

Мздоимство. Взяточничество практикуют почти всегда только слабейшие из юристов, которые просто рискуют положить зубы на полку из-за своей некомпетентности. Поэтому они не только передают взятки от подсудимых и истцов судьям и прокурорам (осуществляют посредничество во взяточничестве), но и сами широко пропагандируют пользу «поднесения борзых щенков» разного рода начальникам. Такие «специалисты» прикрывают свою некомпетентность всеобщей коррупцией, которая, кстати, гораздо меньше в реальной жизни, чем в рассказах о судебных тяжбах. Проиграв судебное дело, нечистоплотный адвокат, дабы не быть обвиненным в непрофессионализме своим клиентом, поясняет ему, что судье нужно было якобы вручить некоторую сумму денег, а ввиду бедности просителя ничего не вышло. Скорее всего, судья никаких денег ни у кого не то что не просил сам, но и не взял бы, даже будь они занесены ему в кабинет на блюдце с золотой каемкой.

В современной России не так велика коррупция, как ее малюют. Известно, что коррупция в судопроизводстве запрещена так же, как допинг в спорте. За нее так же могут дисквалифицировать. Но если Олимпийский комитет наказывает спортсмена, уличенного в применении запрещенных препаратов, отстранением от соревнований, то коррупционер наказуем отстранением от реализации права на свободу путем вежливого, но настойчивого препровождения в изолированное помещение исправительного учреждения в целях перевоспитания и отучения от дурных привычек.

Камикадзе. Это явление редкое. Юридический камикадзе за основу своей методы берет самоубийственные способы общения с процессуальными оппонентами. Так, например, мне однажды, году в 2000-м, приходилось защищать на предварительном следствии некоего У., который позиционировал себя правозащитником. Обвинялся он в клевете на руководителя субъекта федерации (ныне покойного). По окончании допроса следователь спросил, есть ли у обвиняемого какие-либо ходатайства. У. сказал, что есть и он желал бы написать их собственноручно в протокол. Ходатайство было следующего содержания: «Прошу пригласить в кабинет прокурора N-ской области Н. для того, чтобы он сделал мне минет». В результате следователь получил на руки протокол, на составление которого ушло часа четыре, но показать его начальству – неловко. Прокурор области отругает за неспособность приструнить подследственного, коллеги будут высмеивать, припоминая случившийся казус при каждом удобном случае. Удовлетворению это ходатайство, понятное дело, не подлежало. Но и отказать в нем – нужно выносить самостоятельное постановление с описанием сути ходатайства.

В итоге протокол допроса следователь уничтожил, так как в дальнейшем его в материалах дела не было. Как видно, подобные методы иногда срабатывают, хотя рассчитаны они всегда на слабого противника. Будь следователь более опытным или хотя бы более выдержанным, он должен был бы действовать по-иному: направить в органы внутренних дел сообщение о факте мелкого хулиганства, выраженного в явно циничных и оскорбляющих участников судопроизводства пожеланиях гражданина У. Последний был бы оштрафован, и даже если бы это не отбило у него желания подобным образом шутить над следователем, то перед начальством и коллегами сам следователь выглядел бы в ином ракурсе, вполне позитивном. Протокол допроса был бы сохранен.

Справедливости ради следует поведать читателю, что следствие в отношении У. по нескольким инкриминируемым фактам длилось несколько лет, да так ничем и не закончилось. Бесконечные малоопытные следователи, прокуроры и судьи оказались неспособными справиться с его индивидуальным стилем самозащиты. Применял он, помнится, еще такой метод: при разъяснении в начале любого следственного действия процессуальных прав в соответствующей графе писал фразу вроде «суть разъясненного права мне непонятна». На это следователь снова зачитывал текст статьи 50 Конституции РФ или иной нормы, а У. в ответ пояснял, что у него юридического образования нет и всякие специфические словосочетания, зачитанные ему, до его понимания не доходят, а потому он не может принять решение о том, воспользоваться разъясненным правом или не воспользоваться. На преодоление этого метода у следствия ушла пара месяцев – суды вполне резонно признавали все протоколы следственных действий, в которых имелась собственноручно произведенная подследственным запись о непонятности разъясняемого процессуального права, недопустимыми доказательствами. Решение нашлось такое – У. зачитывался не только текст самой разъясняемой статьи, но и комментарии к нему, иногда разных авторов.

Третий метод У. из его арсенала заключался в отказе от защитника. Делал он это так: невпопад задавал своему защитнику какой-нибудь вопрос, касающийся разъяснений прав и обязанностей в уголовном судопроизводстве. Если защитник был способен ответить на этот вопрос, то задавался следующий. При известной необъятности отечественного законодательства и судебной практики У. всегда находил вопрос, ставящий защитника в тупик. После этого У. заявлял перед следователем ходатайство об отказе от защитника по причине некомпетентности последнего. Следователю деваться некуда – приходилось каждый раз удовлетворять заявленное обвиняемым ходатайство, так как в противном случае возникал риск признания судом всех сформированных с участием этого защитника доказательств недопустимыми ввиду нарушения права обвиняемого на защиту, которая, как прямо указано в законодательстве, должна отвечать признаку квалифицированности.