Анастасия Малешина - Преступления против жизни в странах общего права

Основными целями данных мер являются: защита общества посредством применения к несовершеннолетнему преступнику таких мер, которые, с одной стороны, отражают степень тяжести совершенного преступления, а с другой – соответствуют его возрасту; исправление несовершеннолетнего и его ресоциализация; предотвращение совершения несовершеннолетним новых преступлений посредством исправления тех неблагоприятных социальных факторов, которые в прошлом повлияли на его преступное поведение [124].

К специальным мерам внесудебного воздействия Закон относит предупреждение (устное или письменное), привлечение несовершеннолетних к участию в специальных общественных программах, направленных на реабилитацию (ст. 6). К данным мерам возможно прибегнуть как до судебного заседания, по инициативе представителя полиции либо прокурора в случае совершения впервые нетяжкого преступления, так и в ходе судебного заседания.

Определяясь с целями уголовного правосудия, Апелляционный суд провинции Онтарио в 1953 г. пришел к заключению, что в деле борьбы с преступностью законодателю необходимо устанавливать такие наказания, которые служили бы удержанию от совершения преступления, исправлению преступника и воздаянию [125].

Впоследствии эти цели нашли отражение в Уголовном кодексе. В частности, в 1996 г. в кодекс была внесена ст. 718, посвященная целям наказания. «Главной целью наказания, наряду с предотвращением преступления, является установление справедливого, мирного и безопасного общества. Налагая на осужденного справедливое наказание, суд решает одну или несколько из приведенных ниже задач: 1) объявление какого-либо поведения незаконным; 2) удержание преступника и других лиц от совершения преступлений; 3) изоляция преступника от общества, когда это необходимо; 4) оказание помощи в реабилитации осужденного; 5) обеспечение возмещения вреда потерпевшим и обществу в целом; 6) способствование появлению у преступников чувства ответственности и осознания того вреда, который они причинили своим поведением потерпевшему и обществу» [126].

При этом фундаментальный принцип, которым должен руководствоваться суд при вынесении приговора, заключается в том, что «наказание должно быть пропорционально тяжести совершенного преступления и степени ответственности преступника» [127].

Если говорить о реформировании уголовного законодательства в целом, то можно констатировать, что в Канаде оно отличается более гибким характером и легче подвергается изменениям [128]. С одной стороны, подобное отношение к нововведениям объясняется отсутствием устоявшейся правовой традиции, имеющей долгую историю и определяющей стиль правового мышления. С другой – общим подходом канадских юристов, которые уверены в том, что закон эффективен только тогда, когда он идет в ногу со временем. «Для уголовного законодательства важна не приверженность традиции, а способность служить интересам и целям современного канадского общества» [129].

Подводя итоги сказанному выше, хотелось бы остановиться на следующих ключевых моментах.

Прежде всего, интерес, который вызывает у исследователей уголовно-правовая система общего права, связан не только с наличием специфических, присущих только ей институтов и культурологических особенностей, но и с тем, что на протяжении полувека она претерпевает существенные изменения. Пока трудно судить о том, когда реформы будут окончены, или о том, каков будет их результат. С определенностью можно сказать лишь об их направленности: мощное кодификационное движение и изменение роли прецедента на второстепенную по сравнению с основным источником права статутом еще больше сблизит англосаксонскую уголовно-правовую систему с континентальной. Это сближение уголовно-правовых систем, так давно прогнозируемое [130], с одной стороны, подчеркнет единую природу проблем, которые регулирует уголовное право, а с другой, – позволит подойти к решению оных более конструктивно.

Сами реформы носят поступательный характер с явной прослеживаемой тенденцией сохранения устоявшихся, проверенных временем доктрин и правовых концепций. На примере преступных деяний против жизни этот тезис достаточно иллюстративен. Например, возможность привлечения к уголовной ответственности за причинение смерти юридических лиц изначально общим правом отрицалась. Потом стали появляться первые прецеденты, а соответственно, и новые доктринальные обоснования корпоративного убийства. В итоге сложившиеся в прецедентном праве концепции легли в основу принятого в 2007 г. в Англии Закона о корпоративном простом убийстве и корпоративном убийстве.

Или, например, если обратить внимание на реформу оснований защиты, которые влекут переквалификацию деяния с тяжкого на простое убийство, то неизбежно приходишь к выводу, что изменения, внесенные Законом о коронерах и правосудии 2009 г., являются не столь радикальными, как это планировалось и неоднократно предлагалось в ходе законопроектной деятельностью, и касаются они, главным образом, тех институтов, которые в течение длительного времени зарекомендовали себя как неработоспособные и проблемные.

Давать оценку таким изменениям всегда трудно, особенно юристам, принадлежащим к другим правовым системам. Единственно возможный, на наш взгляд, подход заключается в рассмотрении уголовно-правовой нормы с точки зрения ее эффективности. А с этих позиций реформирование уголовного права Англии, США и Канады является более чем оправданным и своевременным. Институты, созданные в другие исторические эпохи, под влиянием господствовавших тогда взглядов на уголовную политику в целом не соответствуют современным уголовным принципам, новым действующим нормам и вряд ли могут быть эффективными.

При этом предпринимаемые для реформы шаги в полной мере отражают сущность данной уголовно-правовой системы, ее этос ( ethos ), идею, в центре которой лежит человек. «Идея эта многогранна, определяет содержательное наполнение уголовного права и практику его применения, отражается в сформировавшемся веками правосознании судей, юристов и обывателей». Она находит свое отражение и в том, что уголовное право понимается как «щит против неоправданного произвола по отношению к человеку со стороны государственной власти», и в «минимальной» криминализации, которая немало этому способствует, и в тесной связи правовой и нравственной нормы, и в «позитивистской направленности науки уголовного права» [131].

И при проведении реформ в уголовно-правовой сфере, в частности при изменении системы преступных деяний против жизни, эта идея остается отправной, прослеживаемой как в криминализации деяний, так и в содержательном наполнении их наказуемости, о чем пойдет речь в последующих параграфах.