Коллектив авторов - Казанские юридические школы: эволюция образовательных и научных традиций в современной юриспруденции

Сборник постановлений по министерству народного просвещения. Т. 1. 1802−1805. СПб., 1875. С. 120. Как бы демагогически ни звучала эта формулировка, не нужно забывать, что в описываемое время в русском обществе и ближайшем окружении Александра I были рьяные противники университетского образования, откровенно заявлявшие, что если вообще «любовь у наукам и забота о них есть опасная ошибка, то особенно вредно изучение «прав», ибо в раннем возрасте человеку полезно знать из общественного устройства только три вещи: «первое – что Бог сотворил человека для общества, второе – что для общества необходимо правительство, третье – что каждый обязан повиноваться властям…» ( Сухомлинов М. Материалы для истории образования в России в царствование императора Александра I. СПб., 1866. С. 34).

Последние в количественном отношении вначале даже превалировали над первыми.

Как свидетельствует один из историографов Казанского университета Н.Н. Булич, в эти первые годы «преподавание носило весьма неопределенный характер: о какой-либо специальности и думать было нечего… С лекции, где разбирались стилистические красоты ломоносовской оды, студенты шли слушать теорию гальванизма: от объяснений… Овидия переходили к тригонометрическим задачам, с германского права шли на ботанические лекции» ( Булич Н.Н. Из первых лет Казанского университета. Казань, 1887. Ч. 1. С. 51).

Модзалевский Л.Б. Материалы к библиографии Н.И. Лобачевского. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1948. С. 143.

Сановная аристократия, стоящая во главе ведомства народного просвещения, не могла простить Солнцеву ни его «плебейского» происхождения (он был сыном сельского священника), ни быстрого взлета его ученой карьеры. В период, предшествующий наполеоновскому вторжению, русские чиновники от науки были рады принять в университет любого дипломированного иностранца, отдавая ему предпочтение перед отечественными учеными. Так, в глазах одного из попечителей Казанского учебного округа М.А. Салтыкова Г.И. Солнцев был не более чем «выскочка».

Булич Н.Н. Из первых лет Казанского университета // Ученые записки Императорского Казанского университета. 1891. Ч. 2. С. 254.

«Преподавание философии и логики и кафедра философии, − пишет один из современных исследователей, − оказались в сфере пристального внимания общественности и университетского руководства. В противоположность реакции, насаждавшей на кафедре философии идеализм и мистику, передовые деятели университета отстаивали право на свободную и самостоятельную мысль, стремились к приглашению на философскую кафедру лучших, прогрессивных по своим взглядам преподавателей» ( Тузов Л.Л. Из истории философской мысли в Казанском университете. Полемика А.С. Лубкина против кантовской философии // Ученые записки Казанского университета. Т. 116. Кн. 5. Общеуниверситетский сборник. Казань, 1956. С. 268).

«Благодаря этому из всех отделений старого университета… отделение нравственных и политических наук давало… более всего духовного и нравственного содержания своим слушателям…» ( Булич Н. Из первых лет Казанского университета // Ученые записки императорского Казанского университета. 1890. Кн. 1. С. 59).

Не случайно ставленник Магницкого и проводник его идей на посту ректора Казанского университета – Г.Б. Никольский, сменивший Солнцева, уподоблял деистов «малым антихристам» (см. речь Г.Б. Никольского на торжественном собрании университета 17 января 1821 г. (Казанский Вестник. 1821. Кн. 5. С. 50)).

Прямую связь между самодержавием и православием весьма откровенно показал сам Магницкий, открыто заявив, что «самодержавие без православия есть одно насилие» (см.: Магницкий М.Л. Краткий опыт о народном воспитании // Сборник исторических материалов, извлеченных из архива первого отделения собственной его императорского Величества канцелярии. СПб., 1876. Вып. 1. С. 369).

Уже летом 1821 г. министр народного просвещения «временно» отстранил Солнцева от преподавания. Магницкий, став попечителем, конфиденциально писал новому ректору Никольскому в декабре 1822 г.: «Я намерен представить об увольнении Солнцева. В сей мысли мы с Вами встретились» (см.: Отдел рукописей и редких книг научной библиотеки им. Н.И. Лобачевского при Казанском государственном университете, ед. хр. 4777, л. 25 об., подлинник. Публикуется впервые).

Однако сломить такую сильную личность, как Солнцев, было непросто, и еще до окончания комедии суда он получает новое назначение, но уже по ведомству министерства юстиции: председателем Казанской палаты уголовного суда. Через год его перевели на должность казанского губернского прокурора (более скромную, чем прежде, при наличии военного губернатора), и занимал он этот пост более 20 лет, до выхода своего на пенсию в 1844 г. (см.: Агафонов Н.Я. Из Казанской истории. Казань, 1906. С. 46). Однако не это самое главное в библиографии Солнцева: до конца своих дней он не терял интереса к науке и связей с Казанским университетом, постоянно присутствуя на публичных «диспутах» (защитах диссертаций), а иногда и принимая в них участие в той или иной форме, о чем свидетельствуют современники. На посту губернского прокурора он активно содействовал открытию в Казани института благородных девиц – первого в Поволжье учебного заведения для женщин. Умер Солнцев в возрасте 90 лет, в 1866 г. В последний путь его провожали ученые Казанского университета, а «прощальное слово, достойное заслуг, знамениого юриста», произнес А.М. Бутлеров (см.: Агафонов Н . Краткие сведения о жизни Гавриила Ильича Солнцева. Казань, 1867. С. 27).

Загоскин Н.П. История Казанского университета. Казань, 1904. Ч. 3. С. 448.

ЦГА ТАССР, ф. 977, опись юридического факультета, ед. хр. 5, л. 14.

Там же.

Институт репетиторства возник с первых лет существования нравственно-политического отделения в связи с необходимостью «репетировать», повторять лекции профессоров-иностранцев. Постепенно это вошло в обязанность студентов-кандидатов, руководимых специальным педагогическим институтом, созданным внутри Казанского университета. Репетиторство, как один из методов преподавания, сохранялось в течение чуть ли не всего XIX века. Министерским предписанием от 16 августа 1842 г. было рекомендовано сократить либо полностью отменить репетиторство, однако юридический факультет представил в совет университета свое мнение о необходимости сохранения «репетиций», утверждая, что в некоторых случаях они бывают полезнее самих лекций, так как «не только знакомят преподавателей с достоинством их слушателей, но указывают на непонятные места их чтений и пополняют самые курсы изъяснениями и дополнениями, на них делаемыми» (см.: ЦГА ТАССР, ф. 977, оп. юридического факультета, ед. хр. 184, л. 19 об.). Из этих слов можно сделать вывод, что репетиторство проводилось в основном самими лекторами и носило характер повторения пройденного материала. В последние десятилетия XIX века «репетиции» превратились в собеседования – «коллоквии» (см. там же, ед. хр. 416, л. 4).