Анатолий Кони - Собрание сочинений в 8 томах. Том 1. Из записок судебного деятеля

Новые суды были открыты в казанском судебном округе в два приема, так что вновь назначенные чины судебной палаты и окружного суда в августе 1870 года встретили уже действующими в течение нескольких месяцев мировых судей. Вместе с тем рядом с ними продолжала существовать палата гражданского и уголовного суда и старый губернский прокурорский надзор, вследствие чего я, назначенный прокурором окружного суда, в течение двух месяцев исполнял и обязанности губернского прокурора, вынужденный входить по некоторым вопросам, долженствующим оставить официальный след в делах, в переписку сам с собой . Все это отняло у введения судебной реформы в этом округе характер единства, одновременности и целостности. На деятельность новых судов в некоторых органах печати, в оскорбленных равенством перед судом группах лиц и в разных ведомствах, завистливо смотревших на «какие-то привилегии» судебных чинов (несменяемость, хорошее по тому времени содержание, подчинение полиции по следственным делам прокуратуре и т. п.), начинали слышаться нарекания. Уже предпринята была та своеобразная бухгалтерия, на которую я уже указывал в другом месте, по которой в пассив этих учреждений писались непродуманно и непроверенно каждые свойственные делу рук человеческих ошибки и промахи, а в актив не вносились несомненные и яркие, в сравнении с прошлым, заслуги. Это косвенным образом отразилось и на новых учреждениях в Казани. Губернатор Скарятин, деятельный и энергичный администратор, но охмелевший от «вина власти», роптал на представлявшееся ему умаление своих прав; высшее духовенство не возлагало надежд на безоглядную судебную помощь ему в преследовании «отпавших» инородцев, механически привлеченных на лоно господствующей церкви; замкнутое, породнившееся между собой светское общество, находя, что старший председатель князь Шаховской (впоследствии один из достойнейших сенаторов уголовного кассационного департамента) держит себя будто бы слишком горделиво, замкнулось еще более и смотрело первое время на новых деятелей, как на неведомых пришельцев, а университетская коллегия, за исключением профессоров' медицинского факультета, отнеслась к новому суду с полным равнодушием и безучастием. Последнее сказалось, между прочим, в очень оригинальной и памятной мне форме. Когда через восемь месяцев после введения реформы в Казань прибыл для ревизии министр юстиции граф Пален, он посетил судебное заседание с присяжными по делу о произведшем большое впечатление убийстве. Его присутствие привлекло массу публики, и все «места за судьями» были заняты лицами с более или менее выдающимся служебным положением. Одно из этих лиц, поместившееся непосредственно за креслом обвинителя, не мало мешало мне участвовать в судебном следствии своими вопросами о значении тех или других действий суда и моих. Каково же было мое изумление, когда я узнал, что это был профессор уголовного права и судопроизводства, в первый раз удосужившийся посетить действующий уже более полугода суд с участием присяжных заседателей?!… Ни о каких проявлениях общественного сочувствия, столь наглядно выраженного в Харькове, не было и речи. Открытие новых учреждений после совершения освящения их помещений произошло 8 ноября, причем архиепископом Антонием сказано слово, в котором отразилось «авансом» осуждение некоторых условий предстоящей деятельности суда. Нам, с любовью приступавшим к новому делу, в котором, по выражению поэта, «каждый гвоздик вбивался с любовью», было выражено пожелание допускать на суде и милость, но без потворства злу и преступлению, являющемуся плодом усилий адвокатского красноречия, и указано на божий суд, имеющий обличить и осудить суд человеческий, если он «будет неправ, небрежен, мздоимен или пристрастен и будет потворствовать злу, прикрываясь личиною формальной законности и разукрашивая себя витийством присяжных защитников». В тот же день члены магистратуры и прокуратуры, чувствуя окружающую холодность, устроили, чтобы отпраздновать открытие, обед между собой, на который оказалось возможным пригласить лишь убедившегося, что никто на его законную власть посягать не собирается, губернатора в благодарность за то, что он принял особенное участие в приличном устройстве зал судебных заседаний, на что министерством юстиции были отпущены совершенно недостаточные и скудные средства. Задушевные и полные надежд речи следовали одна за другой, начавшись словами одного из участников обеда, сказавшего: «Мы собрались сюда, чтобы отпраздновать в нашей общей судебной семье день, для всех нас равно торжественный, давно жданный и дорогой по своему значению… Человеческой мысли свойственно в знаменательные минуты обращаться к минувшему, вспоминать о прошедшем. Обращаясь к былому, нельзя не припомнить, что в тех местах, где мы теперь пируем, триста лет назад стоял станом грозный царь Иван Васильевич. Он присоединял к русской земле царство Казанское огнем и мечом и скрепил его с Русью политически. Прошли века, и изменились времена. Нынешнее Казанское царство скрепляется с Русью не мечом, а иною, более высокою, мирною и светлою связью — Судебными уставами! Шесть лет прошло со времени их обнародования, четыре года действуют они в значительной части России, постоянно составляя в своем практическом осуществлении нравственную и юридическую школу для народа, привлекая на служение себе лучших общественных деятелей и щедрою рукою рассевая повсюду, те семена, из которых вырастет на Руси чувство истинной законности».

Заседания уголовного отделения суда открылись 19 декабря разбирательством с участием присяжных заседателей дела о предумышленном отравлении и затем задушении отставного рядового Белого его женой с ее «жильцом». Я был против начатия работ с присяжными делом, где главную роль играли косвенные улики, но председатель Лазарев настаивал именно на этом деле и оказался прав: присяжные с глубоким пониманием исполнили свой долг. Торжественная обстановка заседания, длившегося до глубокой ночи, публичное изложение врачами-экспертами своих мнений и спор между ними, оживленные речи сторон и необыкновенное внимание, проявленное присяжными, произвели глубокое впечатление на общество и возбудили в нем интерес к новому суду. Как один из признаков этого впечатления, я храню у себя многозначительную фотографию, полученную мною от кого-то неизвестного ранним утром в день окончания дела, по которому подсудимые, уже после произнесения приговора, заявили, что «грех их», и просили разрешения вступить в брак. Фотография снята с картины, изображающей Христа, указывающего на плачущую у его ног блудницу, со словами «qui sine peccato est vestrum, primus in illam lapidem mittat!». Под фотографией дрожащим почерком было написано: «Ваш новый суд высок, и велик, и красноречив — но есть суд еще выше!» Лед мало-помалу растаял… и через полгода, покидая Казань для занятия должности прокурора Петербургского окружного суда, я уносил с собой почерпнутое из опыта сознание, что судебные учреждения в Казани не могут жаловаться на отсутствие к себе со стороны общества искреннего признания их достоинств и заслуженного внимания.