И. Потапчук - Русские судебные ораторы в известных уголовных процессах XIX века

Материалом, из которого почерпнуты против князя Оболенского и Суздальцева улики, являются те же экспертиза и вещественные доказательства, о значении которых я вам уже говорил, и, сверх того, показания свидетелей, относительно достоверности коих возникли оживленные между сторонами прения; разномыслие касалось исключительно отсутствующих Вейденгаммера, Пергамент и Стародубского, показания которых были прочтены. По этому поводу я должен вам объяснить», что условиями, обеспечивающими на суде правдивость свидетеля, служит присяга и перекрестный допрос, которому он подвергается. Прочтенные показания даны были без присяги; точно так же мы, за неявкой этих свидетелей, лишены были возможности обсудить, до какой степени они точны и последовательны в своих показаниях и насколько вообще как по развитию, так и по нравственному складу своему заслуживают доверия.

Подсудимые князь Оболенский и Суздальцев обвиняются в соучастии в подлоге. Соучастием называется совпадение нескольких лиц в одном преступлении, причем предполагается не только наличность преступного умысла во всех действующих лицах, но и однородное направление злой их воли. Вот именно обвинение и доказывает, что князь Оболенский и Суздальцев были такими лицами, которые согласились с остальными лицами выпускать из Кронштадтского банка заведомо подложные для них вкладные билеты и, получая их, сбывали для своих выгод другим лицам. Признаки преступления те же, как и по отношению к другим подсудимым за исключением, впрочем, элемента служебного, должностного; этот признак отпадает, ибо князь Оболенский и Суздальцев обвиняются как частные лица. Защитой вам, между прочим, указано было на то, что подсудимые эти не могут быть преследуемы за соучастие в подлоге должностном, так как то, что составляет подлог для лица, облеченного известными служебными полномочиями, не преступно для частного лица. Заключение это основательно только, пока оно касается нарушения служебных обязанностей, которые не заключают в себе еще и общего преступления, как, например, подлога. Кроме того, вам говорили, что если князь Оболенский и Суздальцев будут признаны вами виновными, то суд за отсутствием определенного уголовного закона, предусматривающего их деяния, должен будет приискать к ним статью по аналогии. Но я вам уже достаточно выяснил понятия и о подлоге, и о соучастии в нем, чтобы дальше не останавливаться на этом; замечу вам снова, что все это вопросы юридические, которые своевременно могут подлежать, разрешению судом, а не вами, так как вы призваны разрешать одни вопросы фактические.

На этом я могу покончить с вопросами 17 и 18. Повторять вам все соображения pro и contra, приведенные сторонами, было бы излишним; вы, без сомнения, умели уже усвоить и оценить их. Мне остается рассмотреть обвинение в растрате вкладов на хранение и подложном составлении книг, отчетов и свидетельства за № 321, выданного товариществу пароходного сообщения между Кронштадтом и Ораниенбаумом. Признаки этих преступлений те же, как и по предшествующим вопросам. Предметом растраты были вклады на хранение, составлявшие, как вы слышали, неприкосновенный фонд банка, за целостью которого призвано было блюсти правление банка; лица, входившие в его состав, за исключением Сутугина, не отвергают своей виновности. Сутугин же объясняет, что в последнее время, к которому относится эта растрата, он вовсе даже не ездил в Кронштадт и, таким образом, ничего о ней не знал. Ланге и Бреме, о которых поставлены 23 и 24 вопросы, говорят, что они закладывали по поручению членов правления эти вклады, и опять приводят те же объяснения, какие мы прежде слышали, о зависимом их положении. Что касается обвинения в подложном составлении книг и отчетов, составляющих предмет вопросов от 25 до 29, то, кроме указания на выводы экспертизы, доставившей материал для суждения об этом предмете, мне, казалось бы, нечего было бы и сказать вам, но защита указала на то, что обвинение это не может быть самостоятельно предъявлено, так как оно составляет лишь необходимое последствие обвинений в растрате. Нельзя, говорит защита, требовать от людей, чтобы, растратив вклады на хранение, они отметили в книгах, что такой-то вклад украден! Но дело в том, что обвинение в подложном ведении книг и составлении отчетов вытекает из других фактов, как, например, из указанных прокурором записей 20 января и 3 февраля 1879 года, когда было проведено по книгам банка на два миллиона вкладных билетов, выпущенных гораздо ранее. Обвинение обращало внимание ваше и на то, что помещением таких сведений в балансах подсудимые скрывали от акционеров истинное положение дел банка; то же самое можно сказать и о балансе, на основании которого перед самым закрытием банка депутация просила правительство о субсидии. По этому обвинению привлечены Шеньян, Синебрюхов, Лангваген, Сутугин, Фитингоф, Ланге и Бреме; при обсуждении виновности их, вы снова столкнетесь с теми вопросами, которые возникли раньше, о том, насколько деятельно было участие каждого из них в судьбах банка: вопросы неизбежные, как только вы захотите определить разницу между формальной и жизненной правдой. Последнее, наконец, обвинение в подложном составлении свидетельства за № 321 было так тщательно выяснено на суде, что говорить о нем уж не приходится: вспомните показание свидетеля Ясюковича и Безрадецкого и заключение к этому предмету экспертов, законные же признаки подлога были ранее мною объяснены. Вот все те объяснения, которые я считал необходимым вам изложить, господа присяжные заседатели, в них я старался дать вам ясное понятие о составе рассмотренных преступлений, указать вам на относящиеся к ним данные судебного следствия, а также на значение представленных доказательств. Разъяснения мои не должны стеснять свободного суждения вашего о доказанности преступления и виновности. Вы произносите ваш приговор по внутреннему своему убеждению, сложившемуся на основании всей совокупности обстоятельств, обнаруженных на суде. Разрешив вопрос о виновности по отношению к кому-либо из подсудимых утвердительно, вы войдите затем в обсуждение того, не вызывают ли они к себе вашего снисхождения; здесь уместно будет оценить те отзывы, словесные и письменные, которые даны были о большинстве подсудимых и которые говорят об их прошлом. Едва ли справедливо заподазривать правдивость и искренность этих отзывов, когда мы не имеем данных сомневаться в том, что подсудимые, до привлечения их к настоящему делу, ничем себя не запятнали.

Вердиктом присяжных заседателей Сутугин, барон Фитингоф, Ланге, Бреме, Емельянов, князь Оболенский и Суздальцев признаны невиновными.

Признанны виновными: Шеньян и Лангваген — в неправильных и злонамеренных действиях при производстве ссуд и в растрате вкладов на хранение, а Синебрюхов — только в последнем, приговорены судом к лишению всех особых прав и преимуществ и к ссылке на житье: Шеньян — в Тобольскую, Синебрюхов — в Архангельскую губернии и Лангваген — к заключению в рабочем доме на два с половиной года. Вкладные билеты признаны недействительными. С осужденных постановлено взыскать за круговой друг за друга порукой в пользу несостоятельного Кронштадтского банка 163 тысячи рублей. Иск конкурса признан подлежащим удовлетворению с Шеньяна и Синебрюхова. В остальных исках отказано.